В последнее время день ничем не отличается от ночи. Произошедшее на горе Блэквуд оставило после себя настолько неизгладимое впечатление и настолько пропитанные мраком воспоминания, что их образы появляются уже не только во снах, но и наяву. То, что Крис тысячу раз видел в фильмах и играх, читал в крипи-пастах и слышал в вечерних подкастах, произошло не где-то там на краю вселенной или вовсе в чужой голове, а прямо возле него - на расстоянии вытянутой руки. И шутка, приведшая к трагедии, норовила привести еще к одной.

Сколько времени прошло с той злосчастной ночи? Месяц? Два? Три? С уверенностью Крис сказать не может - он запутался во времени, разделив его на три части - ту, которую он проводит за учебой, стараясь за ней отвлечься, ту, в которой он сидит возле больничной койки Саманты, и ту, которую он полностью отдает Джошу. Два равноценно важных для него человека неопределенное количество времени находятся в морально и физически подкошенном состоянии, а он ничего не может сделать, разве что крутиться где-то рядом и следить, чтобы все не стало еще хуже, чем уже есть.

С Самантой проще - она двадцать четыре на семь находится под пристальным присмотром опытных врачей, которые при каждом посещении устало убеждают заебавшего их Криса, что ей уже лучше, что пневмония штука, конечно, серьезная, с которой не шутят, но и клятву Гиппократу они не шутки ради давали. А вот с Джошем сложнее - смерть сестер не лечится никакими лекарствами, не замывается никакими разговорами, не шлифуется никаким алкоголем. Крис перепробовал уже все, но прогресса никакого, только регресс. Явный и очень заметный. Он даже без очков со своим максимально хреновым зрением не может не видеть понуро опущенные плечи друга, сутулую спину, бледное лицо с ужасающими провалами под глазами, в которые при желании можно вместить все запасы картошки страны, хвалящейся ее урожаями.

Все, кто говорят, что время лечит - пиздят. Смело и бесстыдно. День ото дня другу не становится лучше, он все больше и больше становится похож на блеклую тень. От некогда веселого, заводного и жизнерадостного человека не осталось абсолютно ничего. Он много плачет, наверняка, в те моменты, когда Криса нет рядом, когда ни перед кем не будет стыдно за свою слабость и неспособность справиться с проблемой - ему не удается поймать Вашингтона с поличным, но постоянно красные глаза говорят сами за себя.

Крис всегда приходит к нему ближе к вечеру, когда часы посещения в больнице заканчиваются, а персонал недвусмысленно начинает выгонять его. Остается до самого обеда следующего дня, почему-то думая, что ночью Джошу хуже всего, что ночью из темных углов выползает все самое страшное, дикое и необузданное, что-то, с чем в одиночку не справиться. Да, он понимает, что занимается гиперопекой, но ничего не может с собой поделать. Ему безумно страшно думать о том, как может повлиять тяжелая психологическая травма на мысли и действия и без того психически нестабильного человека, но не думать не получается. Каждый день он открывает дверь чужого дома с тяжелым чувством обреченности, но почти сразу облегченно улыбается, видя, что с Джошем все в порядке настолько, насколько это вообще сейчас возможно.

Но это напряженное и неуверенное спокойствие не может длиться вечно. Что-то должно произойти и сместить равновесие в ту или другую сторону. Должно.

У Криса хорошая интуиция, но он очень редко ее слушает. Не торопится по зову, а посему чаще всего опаздывает. Как, например, этим утром, добираясь до ванной позже обычного. Ванной, в которой никого не должно быть - Джош, мучаясь бессонницей, обычно очень поздно, но все-таки засыпает и спит так крепко, что не слышит, как днем товарищ уходит. Сегодня же дверь заперта изнутри, а за ней тишина - абсолютная, гнетущая, граничащая с гробовой.

- Джош, братан, вылезай. Ты же не хочешь, чтобы я опоздал на занятия, - Крис деликатно стучит по деревянному косяку прежде, чем спустя мгновение уже совсем неделикатно подергать за ручку. Ответа он не получает. “Уснул, что ли,” - без каких-либо пессимистичных подозрений думает Крис, и стучит снова, сильнее и настойчивее, - Джош! - все то же ничего. Неправильное и какое-то опасное, отдающее нервным уколом в затылок, - насчет три я открываю замок - благо он предусмотрительно сконструирован так, чтобы отпереть его с обеих сторон не составляло никакого труда - один, два, три. И потом не говори, что я не предупреждал, - Крис никогда не пожалеет о своем решении нахально вмешаться в чужую личную жизнь, ведь, не сделай он этого, жизни могло и не стать. 

На занятия Крис не просто безбожно опаздывает - он на них просто не идет. Вытащив друга с того света, тебе не только учиться не захочется, но и жить. Весь день проходит в размазанной суматохе - вокруг что-то происходит, он что-то делает и куда-то движется, но что, куда и зачем - как-будто в мыле.

До больницы Саманты он добирается на автопилоте, но уже с более-менее трезвым и ясным рассудком. У него было время подумать и понять, кто виноват в произошедшем, кто и чем должен за все поплатиться.

Охранник больницы провожает потрепанного посетителя с пятнами крови на манжетах и воротнике выглядывающей из-под наполовину расстегнутого свитера рубашки подозрительным взглядом, но ничего не говорит - наверное, его подкупает горшок с орхидеей, который абы кто и абы для кого в медучреждение не потащит, а может просто не хочет лишних проблем и вообще халатно относится к своей работе. Крис покупает его в ближайшем цветочном, чтобы сделать Сэм приятно, чтобы сгладить впечатление от своего внешнего вида, чтобы отвлечь от того, что он собирается сказать. Что собирается предложить.

- Джош пытался покончить с собой, - без приветствий, прямо с порога начинает Крис, - это они во всем виноваты, Сэм. Они довели его до этого. Они не заслужили жить, не зная, что такое ежедневные сеансы у психотерапевта, не заслужили каждое утро пить свой дрянной карамельный латте, ехидно обсуждая, кто кому дал на прошлой вечеринке. Не заслужили жить и радоваться жизни тогда, когда две уничтожены их руками, а третья не без их помощи рушится на глазах!