С самого начала идея отдыха на природе выглядела сомнительно. Особенно осенью. Особенно в Хэллоуин.

Том всеми силами отбрыкивался от каждого логичного аргумента. "Том, там очень красиво. Том, хватит продавливать жопой диван. Том, можешь взять водку с собой. Том, тут пыльно и грязно, а там свежий воздух. Том, рыбалка!" Риджа ни что не брало, он продолжал упрямо мотать головой в ответ на доводы друзей или вовсе, игнорируя весь мир, прятаться за книгой.

- Хотите ехать - ключи от машины там, дверь там, - парень тычет пальцем в направлении тумбочки и машет в сторону двери, а потом обнаруживает себя на заднем сидении авто, заваленным вещами, не вместившимися в багажник. Он злится и на эмоциях замахивается первой попавшейся под руку вещью с твердым намерением запульнуть ее в затылок Эдда, сидящего спереди. Но вовремя передумывает, прекрасно понимая, что точно промахнется и только разобьет лобовое стекло.

В итоге, приходится смириться и встречать новый день, разминая затекшие от долгой дороги руки и ноги, уже на морозной свежести Норвегии.

Небольшой гостевой домик, находящийся на самой окраине одного из местных городов, название которого Том целенаправленно пропускает мимо ушей, выглядит уютно и успокаивающе пахнет древесиной. Этот запах словно обволакивает ассоциацией с тягучей смолой и расслабляет настолько быстро, что уже на следующий день пребывания в норвежских лесах Ридж соглашается на авантюрный выход с палатками на пару дней. За бревенчатыми стенами, конечно, безопасно, и есть твердая уверенность в том, что ни один зверь не оставит тебя на утро без какой-нибудь конечности, но с таким же успехом сидеть в четырех стенах он мог бы и в Англии.

На этом перечисление всех радостей уикенда и заканчивается.

По мнению Тома, они выбирают весьма удачное место для своего скромного палаточного городка - не так уж и далеко от домика, в непосредственной близости от озера, и на опушке шикарного густого леса, переполненного звуками, цветами и запахами. Но точка зрения меняется мгновенно, стоит только ему проснуться посреди ночи, выйти к уже дотлевающему костру, не обнаружить ничего из вышеперечисленного и увидеть, как с озера поднимается плотная пелена тумана, скрывающего за собой все.

- Ребята? - с неуверенностью и перепуганной хрипотой в голосе зовет Томас, почему-то чувствуя, что ответа не получит. Он заглядывает в одну палатку, подсвечивая пространство перед собой телефоном, в другую, и в третью, пока его опасения не подтверждаются, а мобильник с жалобным звуком не оповещает о низком заряде батареи и предательски не отключается.

Единственным островком света остается костер, в который в качестве топлива идет все - начиная с вещей и заканчивая продовольственными товарами. И Томас не отходит от него ни на шаг, пока не осознает, что у него не осталось ничего, кроме ножа, подаренного Тордом, что над головой все так же смыкается непроглядная тьма, хотя, по ощущению невыносимой усталости, прошли уже как минимум сутки.

Он должен подняться со своего места и попробовать сделать хоть что-то, даже если это "что-то" - отправиться в лес на поиски друзей, даже если этот лес звучит так, будто уже никогда его не отпустит.

Может это все просто какой-то дерьмовый розыгрыш?

Тому кажется, что он идет уже целую вечность. Идет осторожно, не торопясь, вслепую прощупывая дорогу под ногами, не опуская взгляда к земле - боится пропустить движение перед собой, на котором может оборваться его жизнь. Если сначала лес упрямо молчит, словно бы стараясь убедить парня, что ничего страшного не происходит, что ему просто снится плохой сон, от которого он вот-вот пробудится, то, спустя неопределенное количество времени, со всех сторон начинают доноситься болезненные крики и стоны.

В этот момент ему безумно хочется вернуться обратно к догорающему костру, сесть возле него, прижав колени к груди и покорно ждать своей участи, но никак не ломиться сквозь чащу леса, в которой из-за густого тумана видно ровное нихуя. Томас даже вздрагивает невольно на очередном внезапном уханье, доносящемся в опасной близости справа, чувствуя как по спине холодной моросью пробегают мурашки.

- Блядь, блядь, блядь, - матерится он сквозь стиснутые зубы, крепче сжимая в кулаке рукоять ножа. Он отодвигает его лезвием особенно близко расположенные друг к другу лапы низкорослой ели и почти падает, не замечая и запинаясь об выступающий гнилой корень, - блядь! - свободная рука упирается в ближайший ствол, чтобы помочь удержать равновесие, но тут же одергивается и подносится к самым глазам. Пальцы оказываются перепачканы чем-то черным, вязким и настолько отвратно пахучим, что Ридж кривится и торопится вытереть неизвестную жижу о джинсы. Впрочем, легче от этого не становится. Его все так же продолжает мучить каждый звук и мешать продвигаться вперед. Кажется, он даже слышит шепоты на неизвестном ему языке, произносимые над самым ухом, старается отмахнуться от них как от назойливой мухи, но любая попытка заканчивается тем, что голос только чуть отдаляется или вовсе просто перемешается к другому уху.

- Ну же, хоть кто-нибудь, - молится он себе под нос, - я уже даже согласен познакомиться с местными чудовищами. Лишь бы не одному в этой темноте, - Томас обреченно поджимает губы и жмурится всего на мгновение, по истечению которого слышит шаги и мысленно забирает все свои слова обратно.

- Не подходи! - выкрикивает ровно в ту секунду, в которую пространство перед глазами взрывается яркой вспышкой, а над головой проносится что-то, по ощущениям, со скоростью света. Звук выстрела застревает в барабанных перепонках, перекрывая собой все остальные посторонние и безумно пугающие шумы. Скрип щепок, выбитых пулей из дерева позади него вместе со знакомым голосом доходят до сознания секундой позднее.

- Торд! Ты мог меня убить! - голос дрожит, а ноги подкашиваются из-за всплеска адреналина, но парень преодолевает и себя, и разделяющее их расстояние и обнимает так крепко, что, кажется, слышит треск ребер, - придурок, где тебя черти носят? Скажи, что это все тупой розыгрыш, что сейчас из-за кустов выйдут Эдд с Мэттом, и мы пойдем дальше пугать друг друга вымышленными историями, - отстраняется и всматривается с надеждой, но видит в чужих глазах ровно такой же испуг. Испуг и полное непонимание причины всего происходящего.

- Нет?.. - уверенность, возникшая вместе с другом из неоткуда, растворяется так же быстро, как и появляется. Он смотрит поверх чужого плеча и видит силуэт, тут же скрывающийся за деревом. Том уверен, что ему не померещилось, что все это не бред взбудораженного сознания, поэтому хватает друга за предплечье и тянет за собой, - нам надо уходить. Я помню дорогу назад.

На самом деле, Том только думает, что знает дорогу назад - в свете происходящих событий уже ни в чем нельзя быть уверенным. Да, все это время он шел ровно вперед, не сбивался с пути и никуда не сворачивал, но и солнце, которого было все еще не видать, уже должно было как минимум единожды пройти круг от одной части горизонта до другой. Так что даже надежда, которая, казалось бы, умирает последней, норовила отбросить копыта гораздо раньше ожидаемого.

- К палаткам, - отвечает Томас, стараясь держать голос и не пропускать в него колкие нотки сомнения, - оттуда будет проще добраться до дома, чтобы обратиться в полицию. Мой мобильник сдох, - отчитывается парень, на самом деле думая о том, что полиция навряд ли им поможет, что никто кроме них самих не найдет Эдда с Мэттом. Успокаивает ли он таким образом больше себя или Торда - не понимает даже он сам.

Когда друг заводит речь про злых духов, Том притормаживает и пропускает его немного вперед, чтобы поравняться и встать плечом к плечу. От наличия визуального контакта становится хоть немного спокойнее, а мысли о том, что даже Торд запросто может оказаться галлюцинацией, призванной усыпить взбудораженную страхом бдительность, отходят на второй план. Галлюцинация точно не стала бы убеждать его в мистической основе случившегося, скорее наоборот - всеми силами бы постаралась развеять глупые мысли и расслабить.

- Торд, ты правда... - он не договаривает, все-таки мирясь с очевидным фактом, к которому тот клонит, и не сдерживает подавленного вздоха, - ответ: "я уже хрен знает сколько времени не видел ничего обычного" тебя устроит? - парень нервно перебрасывает нож из одной руки в другую и поворачивает голову к другу, - я видел силуэт за твоей спиной, когда мы встретились. И, - он указывает на черный след на своих джинсах, - в эту жижу я вляпался, когда облокотился на одно из деревьев. А еще этот блядский туман, - он поднимает взгляд к небу, силясь разглядеть хотя бы луну, но тщетно, об ее наличии говорит только блеклый свет, расползающийся по конденсатной дымке серым маревом.

Еще несколько шагов и Ридж совсем останавливается, чувствуя себя морально и физически измотанным и ни коим образом не пытаясь этого скрыть. Снова отвлекается на голос, требующий что-то у самого уха, и жмурится так сильно, что из окружения пропадает все, за исключением ярких мушек под веками. Утробный бас становится громче и будто бы материальнее, потому что ко всем остальным проблемам добавляется еще и невыносимая гудящая головная боль, как если бы по черепу изнутри скребли чем-то острым, пытаясь пробурить путь наружу.

- Торд, забери у меня нож, - хрипло требует парень, начиная понимать, что именно требует от него неизвестное существо. Навредить себе единственным оружием, которое с самого начала казалось ничем иным, как спасительной соломинкой во всем этом дурдоме.

В противовес сказанному, Ридж до белеющих костяшек сжимает рукоять, поднимает руки к лицу и трет запястьями глаза, будто вытирая их от слез. Совсем не осознает обжигающей кожу боли и не видит загорающихся блекло-синим светом рун, выгравированных на древке. Это кажется нормальным, как и то, что в следующее мгновение он с силой ведет лезвием по свободной ладони, окропляя толстовку и высохшую хвою под ногами кровью.

Все эмоции и ощущения пропадают одновременно. Том больше не чувствует ни страха, что последние хрен знает сколько времени угнетает и тянет к земле, ни паранойи, заставляющей вздрагивать и вжимать голову в плечи от каждого неожиданного шороха, ни опустошенной безысходности, подготавливающей к истинному смирению со сложившимся положением дел. Даже тактильное восприятие реальности, и то как-то тупеет и почти меркнет на фоне раскинувшейся вокруг вакуумом пустоты. Он смотрит на глубоко порезанную ладонь и цепляется за мысль о странном отсутствии боли. "Это же должно быть больно, да? Тогда почему?.." Взгляд невольно перемещается на вторую руку. Руны на рукояти ножа темнеют, наливаются тяжелой серебристой синевой, но снова блекнут, стоит только приподнять лезвие и разорвать его контакт с окровавленной плотью.

Он не понимает абсолютно ничего, кроме отчетливого желания повторить, чтобы снова увидеть этот завораживающий отблеск в неизвестных символах. Уже даже поворачивает оружие острием к себе с намерением нанести новый удар, как в мгновение ока лишается его. Отсутствие ножа рушит какую-то невидимую преграду, с остатков которой на Томаса с утроенной силой валится весь шквал покинувших его эмоций. Стоять на ногах снова становится тяжело, сердце нервно отбивает где-то под кадыком, а руки начинают мелко трястись.

- Я... - Том откашливается, гулко сглатывает ставшую вязкой слюну и смотрит на норвежца с искренним непониманием. Хочет спросить у него, что случилось, почему воспоминания с момента их встречи расплываются словно в тумане, но видя чужой испуганный взгляд, не решается, - я цел, да, - обе его ладони горят плюс желудок от нахлынувшего страха завязывается в узел, но все это не так важно, верно? - полагаю, лучше бы я вызвал Сатану, чем то, что я мог призвать этим, - Ридж кривится, дергая пальцами, но не сжимая их в кулак - вдруг еще одна лишняя капля крови, и к ним действительно явится какое-нибудь существо из преисподней. Хотя, лес вокруг них и без того, без сомнений, кишит всевозможной нечистью, так что от появления новенького на их празднике жизни ни хуже, ни лучше уже точно никому не станет.

Отстраненно наблюдая за тем, как Торд перевязывает импровизированным бинтом рану, Том думает о ноже, вес которого до сих пор фантомной болью ощущается на ладони. Он косится на его рукоять, торчащую из кармана толстовки друга, складывает два и два и хватает Ларссона за нижний край капюшона, переходящего в воротник, чтобы тот не посмел улизнуть от ответа.

- На какой проклятой барахолке ты достал этот нож, Торд? И почему вообще подарил его мне? - ему не хочется углядывать во всем этом какой-то скрытый подтекст, но по-другому просто не получается. Сначала подарок, потом приглашение на уикенд, который вот-вот может закончиться разве что их смертью, и все это на территории норвежца, из которой тому выбраться - раз плюнуть.

Испуг и никуда не девшееся сомнение насчет реальности друга делают свое дело - успешно играют на вспыльчивости парня. Он мнет ткань толстовки, перехватывает удобнее, и почти сразу же отпускает, отступая на шаг назад, таким образом спасая то ли себя от Торда, то ли его от себя и своих рвущихся изнутри загонов.

- Прости, я очень напуган, - извиняется Ридж за свой несанкционированный выпад и садится на землю прямо там, где стоит. Ему необходимо привести свои мысли в порядок и передохнуть. Хотя бы немного.

Эгоизм - та единственная черта характера, которой Томас всегда боялся обзавестись. Не сказать, конечно, что в силу своих темпераментных особенностей он со всеми вел себя вежливо - счастье слышать грубости в свой адрес не обходило стороной даже лучших друзей, что уж говорить про незнакомцев - но это никогда не означало его неспособность поделиться чем-то с товарищами во вред себе или даже против своего желания. Сейчас же он, несомненно, ведет себя как последний эгоист, наезжая на Торда и сваливая всю вину за вспыльчивость на страх. Как будто Ларссону не страшно. Как будто не он всего несколько минут назад лицезрел, как его друг собственноручно пытается порезать себя в фарш. Как будто не он находится здесь, в этом Богом забытом месте, вместе с Томом в абсолютно равных условиях. И от осознания этого, становится до горящих ушей стыдно. Ридж прикрывает глаза, потирает пальцами переносицу и поднимает взгляд только тогда, когда норвежец присаживается напротив.

- Слышу, - неуверенно и с кривоватой улыбкой отзывается парень, смотрит на выставленный кулак друга, потом вглядывается в его лицо и легонько стукает своими костяшками по чужим. Будь Томас сейчас один, он бы точно уже отчаялся выбраться, не сойдя с ума - ну или хотя бы просто выбраться, но Торд и его попытки воодушевить - работают.

- Говоришь, бонус к покупке? - Ридж кивает на так и не убранный обратно под толстовку медальон, который норвежец показывает явно не для того, чтобы похвастаться, а чтобы свести чужое недоверие на нет. Типа: "мы с тобой в одной лодке, и не я сделал в ней пробоину голыми руками". Томас ему верит почти так же, как самому себе, поэтому и успокаивается гораздо быстрее, чем мог бы при любых других обстоятельствах. И больше всего ему внушает доверие тот факт, что Ларссон, конечно, не Мэтт, который горазд тащить в дом вообще все барахло, попадающееся под руку, но все равно питает некий интерес к необычным вещам такого рода.

- Надеюсь, ты сохранил чек. На твоем месте, я бы вернул эту херню обратно и потребовал еще материальную компенсацию, - он тихо смеется и подхватывает побрякушку под цепочку, укладывая на ладони так, чтобы получше ее рассмотреть.

Сложно утверждать со стопроцентной уверенностью, но руны, нарисованные на ней, чем-то напоминают те, что были запечатлены на рукояти ножа. Некоторое время назад Томас провел полночи в изучении узоров на своем презенте из чистого любопытства и от нехрен делать. Он запомнил несколько знаков и теперь что-то похожее видел на деревянном бруске с серебряной цепочкой, почти под самое горло обрамляющей шею друга. Стоит ему только коснуться украшения, как в ушах снова назойливо начинает жужжать голос, только теперь настолько тихо и невнятно, что Ридж совсем не обращает на него внимания.

- Либо меня накрыло новыми галлюцинациями, либо он действительно теплый. Так и должно быть? - парень непонимающе хмурится и одним легким движением переворачивает медальон на ладони, желая взглянуть на другую его сторону. Та оказывается пустой, а лицевая, судя по ощущениям, буквально впивается в ладонь, прожигая повязку и добираясь до пореза. Рана, только казалось переставшая беспокоить, снова начинает ныть и кровоточить, а Томас торопится одернуть руку.

- Сука! Это что еще за фокусы?! - он зажимает порез свободной рукой и в панике отползает еще на несколько футов назад.

Что еще в этом лесу может им навредить? Призраки были, духи были, неизвестные голоса были, лес и сама природа тоже, а теперь в ход уже идут даже привычные в обиходе вещи, такие как ножи и украшения. В голове мелькает совсем невеселая мысль, что следующей запросто может стать заговоренная толстовка, веревки которой в один прекрасный момент возьмут и сдавят горло. Однако, страшнее всего было думать о том, что очередным желающим покуситься на его жизнь может стать друг, который либо просто взбесится, смотря на чужое истерическое поведение, либо поддастся общей атмосфере безумия.

Гипнотизируя рану, Томас насильно заставляет себя прийти в чувства, глубоко вдыхает и медленно выдыхает. Сердцебиение набатом отдается в ушах, но постепенно дыхательная гимнастика помогает утихомирить и его. Только вот, совсем не надолго. Торд все-таки не выдерживает поведения друга и намеревается уйти куда-нибудь, хотя бы даже за ближайшее дерево, лишь бы избавить себя от участия во всем этом. На что Ридж реагирует слишком остро, чувствуя, как от одного только представления, что он снова останется один, внутри все сжимается.

- Нет, Торд, стой! - он подрывается с места, хочет схватить норвежца за рукав и не позволить ему уйти, но не дотягивается - тот скрывается с глаз быстрее, чем парень успевает договорить, - отстой, - ворчит себе под нос и проводит здоровой ладонью по лицу. Внимая голосу совести, Том остается стоять на месте, чтобы не рушить волшебство момента чужого единения самим с собой. Сейчас Ларссон вернется, и они дальше продолжат свои поиски выхода отсюда.

Чтобы не мучить себя отсчитыванием каждого мгновения пребывания в одиночестве, парень отвлекается на повторную дезинфекцию пореза и всего организма в целом - крышка с фляжки, вытаскиваемой из кармана толстовки, откручивается зубами, а ее содержимое выливается сначала на ладонь, а потом, чтобы заглушить болезненные ощущения, и в рот. Несколько глотков любимой водки не дарят желаемое расслабленное опьянение, а словно наоборот - выкручивают резкость окружения на максимум. Из-за чего неожиданный и полный отчаяния крик товарища воспринимается как призыв к действию.

Ни за одним из ближайших деревьев норвежца не оказывается. Он словно растворяется, оставляя после себя только приторную сладость ароматизированного табака в воздухе, бычок и нож на земле, и кровавый след на стволе дерева. Томас обеспокоенно озирается, без раздумий подхватывает свой окультный презент и бежит вдоль оставленного на сухих иголках следа. Как бы сильно ему ни было страшно, но он не имеет никакого права оставить друга в беде.

- Торд! - едва ли не срывая голос, Ридж пытается докричаться до парня, нагоняя его и нечто, решившее им поживиться. От картины распятого между ветвями и вполне себе живыми тенями товарища Томасу становится плохо. К горлу подкатывает тошнотворный комок, а волосы на загривке встают дыбом. Дыхание перехватывает, и не остается никаких сил, чтобы сказать хоть что-то. "Да и зачем". Эта битва проиграна, что он может сделать против бесплотных духов местного фольклора.

"Нет, ты можешь," - гул в голове нарастает, пальцы разжимаются и выпускают нож, приобретая фиолетовый оттенок и какой-то совсем сюрреалистичный вид. Все тело словно раздирает что-то изнутри, требуя свободы. Что-то живое, настоящее и безгранично недовольное пленением друга. Страх превращается в злость, а злость в силу, которая обозначается громким рыком и одним ударом с легостью ломает ближайшее дерево.

Мощность рыка, звуковой волной склоняющего гибкие ветви кустарников к земле и превращающего в щепки мощные стволы деревьев постарше, сравнима разве что с гулом самолета, набирающего высоту. Том слышит его словно откуда-то издалека, не совсем соображая, что конкретно и по какой причине вообще происходит. Он чувствует себя, свое тело, но не осознает ни того, ни другого. Не может отступить, сделав шаг назад, повести рукой или головой. Он может только наблюдать откуда-то из глубины и делать выводы на основе того, что видит. А видит он слишком много и слишком четко. Угол обзора и все зрение в целом колоссально разнится с его обычным - человеческим - кажется непривычным и...удобным?

Тьма вокруг сгущается, но дискомфорта это не вызывает. Тени, больше похожие не обугленные трупы и под действием звуковой атаки подавшиеся было вглубь леса, вновь высовываются из-за деревьев. До слуха доносятся угрожающие шипение, гомон и вполне связанные между собой слова. Уловить их смысл получается с опозданием, как если бы Томасу потребовалось некоторое время на перевод какого-то иностранного предложения на родной английский язык. И все без исключения голоса обращаются только к нему. Зовут и подначивают как зеваки, окружившие двух школьников-драчунов. К настоящему моменту Ридж уже давно перерос школьный возраст, но совсем не забыл, что значит драться. Драться за кого-то. Драться за Торда.

Он не нападает первым, в этом нет никакой необходимости - именно он здесь чужак, вторгшийся на запретную территорию, именно ему отбиваться от своры натасканных на охрану собак, и первое нападение не заставляет себя долго ждать.

Руки в буквальном смысле этого слова раздирают в лохмотья первую тень, отмахиваются от второй и вцепляются когтями в третью. От каждого нового удара под ноги осыпается черная пыль, похожая на хлопья пепла, соперников становится все больше, а ярость все горячее. Томас еще никогда не чувствовал себя таким сильным. Да, он смутно, но все-таки понимает, что ни одно движение не является результатом работы его нервной системы, но не видит в этом призыва останавливаться и пытаться предпринимать какие-то меры.

Всесилие и понимание собственных способностей и возможностей опьяняют. Он ведется на это чувство и полностью отдает контроль сущности, что так легко решает поделиться своим могуществом ради спасения друга. Скорее всего этому есть какое-то хотя бы относительно логичное объяснение, но Томасу все равно. Сейчас все равно.

Ряды соперника спешно редеют, но не без потерь со стороны Томаса. Ему тоже достается, что чувствуется даже сквозь толщу чужой брони. В какой-то момент он не выдерживает и молит своего союзника о скорейшем завершении этого побоища. Связь и соотношение между их силами очевидна даже дураку, а у Риджа они неумолимо стремятся к нулю.

По чаще прокатывается очередной разрывающий барабанные перепонки рык, раскидывающий приближающиеся тени по сторонам и должный поставить точку над "i" - сколько бы их не было, монстр все равно справится с каждым и даже мокрого места не оставит. И тьма, будучи явно умнее тех же зомби, не может не согласиться, у нее нет выбора, разве что трусливо капитулировать во благо спасения оставшихся "душ".

В момент, когда последний сгусток мистической энергии отпускает Торда, сущность уже подхватывает его на руки, дабы предотвратить обещающее быть болезненным падение. Осторожно ставит на землю и возвращает все на круги своя.

- Никаких вопросов, - тяжело дыша, требует Том и, не смотря на норвежца, бессильно оседает на колени.