У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается

jonas

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » jonas » эпизоды » partners in crime


partners in crime

Сообщений 1 страница 25 из 25

1

http://s0.uploads.ru/MwJae.png

partners in crime

http://sd.uploads.ru/i5Tlx.gif

http://sd.uploads.ru/5a6j8.gif

ZNAKI - Не туда ►

участники:Tord & Tom

время и место:14 февраля, вечер; Лондон, задний двор общего дома

СЮЖЕТ
Этот неловкий момент, когда хочешь создать романтику и расставить все точки над "Ё", но всё как всегда идёт не по плану.

2


« Дорогой Валентин! . . . »

«Блять, боже, нет! Это так тупо, его же не так зовут!»

Торд ладонью сминает едва начатый лист бумаги, комкает его поплотнее и нервно швыряет в противоположный угол комнаты. К остальным таким же забракованным вариантам, коих накопилось в углу уже с мини Эверест. Устало откидываясь на спинку стула, парень тянется к пачке сигарет в кармане худи и зажигалке на столе.

- Это безнадёжно…

Шепчет он самому себе, делает затяжку и выдыхает дым колечками, пуская их над собой. Спустя три часа попыток написать хоть что-то приблизительно не убогое, у него уже начали сдавать нервы, а руки опускались. К чему вообще всё это? Может не стоило даже начитать заниматься такой глупостью? Он ведь просто рассмеётся ему прямо в лицо и не воспримет всерьёз. Если передаст письмо лично, то застебёт на месте, а если подбросит анонимно, то решит, что это розыгрыш. Так ли важно заявлять о своих чувствах сейчас, когда всё, что их связывает, это один раз секс по-пьяни и неделя неловких диалогов и переглядываний после этого? Как удобно, что всё это произошло в преддверии Дня Святого Валентина и попытки прояснить ситуацию будут иметь какое-то под собой основание.

Конечно, Торд прекрасно понимал, что для нормального диалога не нужно искать причину, но сейчас она была ему необходима, чтобы решиться сделать первый шаг. Стряхивая пепел уже черт знает какой по счёту сигареты прямо на стол, Ларссон сжимает зубами фильтр покрепче и снова берётся за ручку с бумагой, не прекращая дымить.


« Том, у меня никогда не получалось выражать свои чувства. Ни словами, ни, как оказалось, на бумаге, но я надеюсь, что в этот раз мне удастся хоть как-то донести их в этом послании. . . »

Торд отстраняется от письма, чтобы выдохнуть клубы дыма, стряхнуть пепел и посмотреть на свой шедевр издалека, как художник смотрит на картину. Ему всё ещё казалось это ужасной затеей, но лучше помучиться одну ночь, чем рано или поздно стоять перед ним лично, краснеть и в итоге наговорить каких-нибудь гадостей. Анализируя произошедшее за последние семь дней, мог ли он предположить подобное развитие событий? Были ли какие-то предпосылки? Хоть что-то, что помогло бы найти отправную точку их с Томом грехопадения.

Набирая в лёгкие побольше никотина, пока голова не начинает слегка кружиться, норвежец продолжает.


« . . . Прошлый вечер пятницы стал для меня особенным и я много думал. О нас. . . »

Вспотевшие ладошки уже еле держали ручку, поэтому Торду постоянно приходилось вытирать их о толстовку и делать перерывы. Действительно ли он передаст это письмо Тому? Хочет ли он, чтобы тот знал ВСЁ, что сейчас у норвежца на душе? Ларссон хотел и боялся получить обратный ответ. Боялся всё испортить. Чего тут греха таить, они ведь всегда цапались с этим алкоголиком и не могли и дня провести не поругавшись, словно кот с собакой. Торд растерянно осмотрел свою писанину и отложил ручку в сторону, медленно потянувшись за очередной сигаретой.

Так всё-таки в тот раз это был алкоголь и всепоглощающее чувство одиночества у обоих? Могла ли и в самом деле проскочить искра между двумя столь разными людьми?

Не переставая терзать себя сомнениями, Торд на автомате продолжает откровенничать с клочком бумаги, который на эти несколько часов стал для него всем миром.


« . . . Кажется, той ночью многое изменилось не только для меня и я. . . »

Тут все слова в одночасье покинули его голову и подобрать хоть какую-то приличную фразу стало буквально физически тяжело. Уже  по привычке занеся руку над очередной неудавшейся исповедью, Торд остановил себя в последний момент, просто положив ладонь на письмо. Когда в его мыслях успело поселиться столько сомнений? Он ведь всегда знал чего хотел от жизни и шёл к поставленной цели несмотря ни на что. С этим тайным любовным посланием нужно поступить точно также. Определиться, чего же он хочет получить в итоге и стремиться этого достичь.

Парень потушил едва начатую сигарету и, уже с более осознанным выражением лица, вернулся к письму.


« . . . я хочу пригласить тебя на свидание. Завтра в девять вечера буду ждать у гриля на заднем дворе.
Ты будешь моим Валентином, Том?

  Jeg elsker deg »

Искренне надеясь на то, что он не станет переводить последнюю фразу с норвежского, Торд в последний раз окинул пристальным взглядом своё короткое послание, после чего аккуратно сложил его и засунул в конверт, пока очередной порыв ярости не заставил его скомкать и это письмо.

Хотелось как-то разбавить унылую и повседневную белизну обычного конверта, всё-таки не штраф за парковку отправляет. Не имея под рукой ничего лучше, чем стикеры с блестящим розовым серпом и молотом, по форме напоминавшей сердечко, Ларссон плюнул на всё и влепил его прямо посередине, на манер сургучной печати, которыми запечатывают конверты. Собственно, получилась своего рода фирменная печать, поэтому Тому должно будет легко узнать отправителя послания, хотя там и не указано имя напрямую. Торд прикладывает письмо к губам, пытаясь унять дрожь во всём теле и резко участившееся сердцебиение.

Оставалось самое страшное - вручить своё любовное послание адресату. Не имея достаточной смелости сделать это лично, парень подходит к комнате соседа, громко стучится и просовывает письмо под дверь, спеша поскорее убраться куда подальше, лишь бы не столкнуться с Риджем раньше времени. Вернувшись обратно к себе, норвежец облегчённо выдыхает, облокачивается о стену и спиной медленно съезжает по ней вниз. От постепенного сознания совершения "каминг аута" перед другом начинало накрывать волнами паники.

Но назад дороги нет. Остаётся лишь как следует подготовиться к важному свиданию и верить в лучшее.

3

В Дне Святого Валентина нет ничего особенного. Для Томаса этот праздник всегда был обычным днем и «праздновался» соответственно – никак.

У каждого из их квартета, явно предрасположенного сдохнуть в одиночестве, каждый год находились дела поинтереснее, чем искать себе пару. И если у ребят, на самом деле, были еще вполне реальные шансы обрести свое счастье, то ситуация Тома выглядела патовой.

В тяге к собственному полу он уже давно себе признался, тогда же ее принял и смирился за неимением других вариантов. Осознание не было мерзким, не казалось неправильным, просто чувствовалось тяжёлым. Основополагающим. Ведь ничего уже не будет как раньше. И с этим надо как-то ужиться, если не хочешь закончить в петле под ближайшим деревом, за секунду до хруста шеи размазывая по лицу сопли и стыдясь самого себя.

Скрывал ли он от друзей это факт? Ха, нет. Но и напрямую не рассказывал. Зато сколько раз он бросался такими фразами, в которых разве что дурак не увидел бы скрытый подтекст. Дурак, слепой, глухой или абсолютно незаинтересованный. Своих друзей парень относил к последней категории. Конечно, каждый из них был по-своему пидором в поведенческом плане, причем их пидорство было весьма ограничено и терпимо, но с ориентацией у ребят точно все было в полном порядке.

Так он думал до наступления ежегодного мерзотно-розового  праздника. Так он думал, сидя вечером предшествующего ему дня в своей комнате и в ожидании традиционного просмотра свеженького бессмысленного фильма измываясь над струнами Сьюзан. Так он думал, пока в дверь не постучали, а на полу не сверкнул белизной конверт.

Секундное замешательство дает фору человеку по ту сторону двери – когда Томас распахивает ее, чтобы увидеть лицо шутника, за порогом уже никого нет. Пустынный коридор, и ни единого звука. Даже скрипа ручки. Даже шороха одежды. Ничего. Будто выбеленный лоскуток бумаги ему на порог подкинул призрак.

Не имея никакого желания выискивать и гнаться за кем-то – тем более, что этих кого-то в доме всего трое, и они все равно встретятся в зале через пару-тройку часов – Томас подхватывает с пола конверт и подносит его к глазам. Прежде чем открыть, долго разглядывает на свету, словно боится, что в его руках может оказаться мини-взрывчатка. Но там всего лишь письмо.

Любовное письмо.

Томас не находит в себе сил даже пройти пару метров и сесть на кровать. Он вчитывается в каждую строчку так долго, будто вовсе не умеет читать. Смысл фраз доходит туго и неохотно, но когда доходит – сердце пропускает удар.

На протяжении целой недели он всеми силами старался забыть случившееся в прошлую пятницу, считал это ошибкой и обычным стечением обстоятельств. Игнорировал сотни мыслей, снова и снова возвращающих его в ту ночь, к Торду, к чувствам, которые не должны были его преследовать. Они настолько разные, что случай, умудрившийся свести их после хмельного вечера, выглядит ничем иным, как насмешкой самого мироздания. Насмешкой, на которую Томас с легкостью мог повестись, не держи он себя в руках. Насмешкой, которую Торд посмел повторно бросить Томасу прямо в лицо. У него не было никаких надежд касательно Ларссона. Если в себе он уверен, то в друге - нет. Ведь, как говорится, один раз – не пидорас.

- Эта хрень – твоя? – он кое-как выдерживает целые сутки, стараясь вести себя как обычно, чуть позже условленного времени спускается во двор, поднимает над головой зажатый между пальцами конверт и даже не старается скрыть сквозящее в голосе разочарование. Томас до последнего надеется, что это не Торд, что это кто угодно, имеющий такие же глупые в своей вульгарности коммунистические стикеры, кто угодно, копирующий чужой почерк, кто угодно, знающий норвежский язык, но не Торд. Что это не Торд решил собственноручно закопать их и без того натянутые отношения, что это Эдд или Мэтт решили постебать ребят. На их шутки Томас бы забил. Но издевательств со стороны норвежца он не потерпит. Тем более над тем, в чем он сам еще не разобрался.

4

Каждый парень сталкивается со всякой подростковой хренью типа утреннего стояка и желание присунуть любой симпатичной однокласснице. Как правило, самый пик этой хрени обычно всегда приходится на старшие классы, когда тебе аж целых семнадцать лет и ты считаешь, что весь мир у твоих ног, а ты - самый умный и классный парень на районе. Думаю, совершенно очевидно, что если четверо таких подростков, в которых кипят гормоны и тестостерон, живут вместе в одном доме - каждый день подобен жизни на пороховой бочке. На прошлой неделе как раз рванула одна, да так, что Торд до сих пор не может прийти в себя. Контузило его настолько сильно, что тот даже позвал на свидание парня после всего-лишь одного секса по-пьяни. Плюс ко всему ещё и не просто парня, а друга с которым у него максимально натянутые отношения из всей тройки. Что же, если от любви до ненависти один шаг, то значит от ненависти до любви одна пьяная ебля.

Проклиная себя за то, что не дотерпел хотя бы до реального Дня Святого Валентина, Торд почти весь день провалялся в своей комнате, ненавидя себя за свою тупость и импульсивность. Стрелка часов слишком медленно двигалась в сторону 9 вечера, поэтому как только пробило условленное время, норвежец сорвался и побежал на задний двор - место встречи. Где-то глубоко внутри он надеялся, что Том не придёт и ему не придётся краснеть и унижаться, разбираясь в их друг с другом отношениях. Но он явился, пускай и с опозданием. Ларссон, само собой, не готовил ни цветов, ни конфет или шампанского, не бабу же в койку затащить собирается, честное слово. Ну, и Ридж бы точно знатно офигел, если бы увидел тут всякое блевотно-розовое безумие, блёстки и сердечки на каждом углу, и поспешил бы сжечь тут всё, словно в Рождество.

Напряжение перед встречей нарастало с каждой секундой и достигло своего максимума в момент, когда черноглазый всё-таки появился. Торд сразу же забыл всё, о чем собирался говорить с ним, а перед глазами стаяли отрывки той самой ночи их грехопадения. Неловкая пауза, нарушенная достаточно грубым вопросом-предъявой, буквально окатила норвежца ледяной водой. Ларссон встал с пластикового стула у гиря и попытался занять какую-то более менее уверенную позу самца, но в итоге просто скрестил руки на груди.

- Ну, типо... Да. - сам не уверенный в своём ответе, парень бегает глазами вокруг, инстинктивно избегая встретиться взглядами с Томом, - Я правда много думал о том, что произошло. Мы с тех пор и не говорили толком, так что я... Просто хотел прояснить ситуацию. Между нами.

Если бы ещё пару недель назад Торду сказали, что один случайный секс с парнем поставит его стопроцентно гетеросексуальную ориентацию под вопрос, то он бы наверняка зарыл этого смельчака живьём и залил сверху бетоном. Но никто и не думал спрашивать о чем-то подобном, потому что все знали, что у Ларссон, наверное, самая большая коллекция хентая во всём Лондоне. Однако после реального опыта у парня появились к себе определённые вопросы, ответить на которые должен был помочь как раз Том. Раз уж он тоже соучастник "преступления" и адепт гей сообщества.

Одного взгляда на Томаса было достаточно, чтобы понять, что перед вами стоит глубоко разгневанный человек, который не намерен шутить и устал от разного рода дерьма, которое периодически выкидывал каждый жилец этого дома. Ларссон даже не мгновение подумал уж не ошибся ли он в ориентации друга или он пидор чисто фигурально, а не в самом деле? Так или иначе, его позвали и он пришёл. Нужно было продолжать что-то говорить, а не тупить и краснеть как целка.

- Короче, письмо моё и это не шутка. Может всё было не случайно и мы можем, я не знаю... Попробовать? - парень сам не верил в то, что произносит и был уверен, что до сих пор пьян. Иначе откуда из него лезут такие слащавые речи?

"Может всё это время стоило надрачивать на яой, а не хентай? Знал бы, что говорить в подобной ситуации."

5

Если бы Томас хотел выяснить отношения после того, что произошло между ними, то пришел бы сам. Не стал бы тянуть время, чтобы оно порешало все самым простым путем, не стал бы, проснувшись раньше норвежца, торопливо натягивать штаны и футболку и прятаться за стенами своей комнаты. Он выбрал путь наименьшего сопротивления, искренне страшась его и слишком большой возможности остаться в одиночестве. Томас прекрасно отдавал себе отчет в том, что где-то внутри в нём действительно теплятся трепетные чувства к Торду, но стоит на него только посмотреть, как все становится на свои места – Торд не тот человек, который пойдет по жизни рука об руку с Риджем. Он живет в каком-то своем мире, в котором едва ли находится место друзьям. Да и знакомы они достаточно давно, чтобы додуматься не тешить себя ложными надеждами.

Только вот сейчас эти надежды почему-то выглядят не такими уж и ложными. Норвежец мнется и едва ли не краснеет, пытаясь найти слова. Подобрать правильный подход, свести непреклонность соседа к нулю, доказать, что не врет, убедить, что каждая строчка в этом чертовом письме имеет смысл.

- Я не понимаю, о чем ты хочешь поговорить, - качает головой Томас, опускает руку с конвертом и кладет его на перила крыльца как что-то бесполезное, что можно - нужно - оставить тут и забыть, - о физиологических потребностях? Валяй, - он машет ладонью и хочет отзеркалить жест Торда, но вовремя себя одергивает. Он не станет закрываться от этого человека, отгораживаясь сложенными на груди руками. Что ему скрывать? Свое недоверие к признанию? Он его уже выказал.

- Послушай, я не знаю, что ты там успел надумать себе за эту неделю, вместо того, чтобы подойти и поговорить раньше, - Томас прячет ладони в карман толстовки и нервно сжимает пальцы в кулаки. Хочется сказать многое, ведь он тоже думал, ломал голову, ковырялся в себе словно в яме с дерьмом. Правда, недолго. Забить оказалось куда проще, чем докопаться до истины. Но теперь это все снова роится в голове и лезет наружу. Стоило только потрогать говно, чтобы оно снова как следует завоняло.

Томас спускается с крыльца и подходит ближе, намеренно оставляя между ними приличное расстояние. Не хватает сейчас еще просрать свою хваленную выдержку и повестись на столь необходимый физический контакт. Он пристально смотрит на Торда, мысленно пытаясь угадать, какими еще словами он решит оправдать свое письмо, отсчитывает секунды до момента, когда норвежец пойдет на попятную и все-таки признает, что весь этот цирк – идиотская шутка. Но тот молчит достаточно долго, чтобы Том успел определиться, чего хочет сам.

С губ почти срывается расслабленное «забудем», но в самое последнее мгновение Торд всё-таки открывает рот. Его голос звучит тихо, неуверенно и абсолютно не располагающе. Чужая неуверенность желания изменить свое решение не прибавляет – наоборот. В ответ на предложение Томас с тихой усмешкой мотает головой и закусывает губы, чтобы не заржать в голос – дрожащий и надрывный смех только усугубит и без того пиздецовую ситуацию. Парню хочется переспросить, не ослышался ли он, уточнить, как скоро из кустов выпрыгнет какой-нибудь дебил с шариками и скажет, что розыгрыш удался, или как скоро, если он согласится, они сгрызут друг друга заживо.

Встречаться с Тордом. У Риджа есть немного времени, чтобы переварить информацию и попробовать хотя бы представить, какого это. Сказать, что он плох в постели, язык не повернется, но пока это единственный плюс, на котором, увы, не построить долгосрочных отношений. А Томас не готов - пока - ради одного только хорошего секса бросаться в омут с головой.

- Скажи, ты помнишь, сколько выпил тем вечером?почему он ходит вокруг да около? Почему не обрубает все сразу? Почему ищет какие-то причины? – Как ты можешь делать серьезные выводы из того состояния и того единичного случая? Неужели не боишься ошибиться и все проебать?

6

Несмотря на все внутренние опасения относительно сексуальных связей с представителем своего пола, Торд пережил данный факт на удивление спокойно, без истерик и особых сожалений по принципу "Ну, было и было". Конечно, хвастаться об этом на всю округу он бы точно не стал, но и испанский стыд не испытывал. Кажется, в ту ночь его продинамила какая-то старшеклассница, которую Ларссон долго окучивал, но она всё равно не повелась даже на его "экзотический и сексуальный" норвежский акцент, так что парень был достаточно сильно расстроен. Тому в принципе не нужны какие-то особые причины, чтобы нажраться, так как он 24/7 ходил бухим, поэтому собутыльник на освободившийся вечер быстро был найден. Слово за слово, они дошли до воспоминаний об их знакомстве, начиная с потасовки за гаражами в младших классах, в первый же день перевода Торда в лондонскую школу, а закончили ностальгией по временам, когда они в прошлом году подглядывали за соседками и начали снимать любительское порно. В какой-то момент они даже достали одну из кассет и включили её. Оба явно делали вид, что смотрят это прикола ради и вообще ради оценки их классной совместной операторской и режиссёрской работы. Торд тогда даже совсем не заметил, как пьяные разговоры и просмотр порно затмили ему разум настолько, что стало абсолютно плевать с кем заниматься сексом. С другой стороны, они оба этого хотели, а без этого даже под тонно алкоголя и наркотиков эти двое не проснулись бы на утро в одной постели. В любом случае, для Торда это был интересный опыт, забывать который не в его стиле.

- Да какая нахер физиология! Ты ведь и сам избегал меня, так что не надо тут...

Том был непреклонен. Почему-то от его жёстких слов и насмешек у норвежца внутри всё сжалось. Его кучу раз отшивали и столько же соглашались на повторение "ошибки", но подобная ситуация была абсолютно иной. Как минимум, блин, потому что он тут стоял и мялся перед парнем, а не девчонкой. Ларссон слегка нахмурился, обдумывая следующую реплику, поджал губы и в конце обессилено расцепил руки на груди, опустив их вниз. Разумеется он не ждал, что Том с радостью бросится к нему на шею и тут же согласится, но и совершенно не был готов к любого рода насмешкам в свою сторону. Такое отношение окружающих к себе норвежец не прощал, однако срываться на Риджа почему-то не стал. Не смог. Поникший взгляд падает на листок бумаги в руках друга - его письмо, что столь небрежно брошено на перилах лестницы. Ларссона словно поражает молнией. Действительно. О чем он вообще только думал? Как допустил столь глупую и противоестественную мысль. Он и Том. Вместе. Немыслимо? Отгоняя все сомнения, Торд резко отвечает на выпад.

- Ну, много выпил, и что? Отчитывать меня как мама будешь? Я отвечаю за свои действия и плевать под чем я там был, - норвежец начинал злиться. Вроде бы первый шаг по идее должен был сделать Том, раз уж он у нас по парням, но камон, Ларссон прекрасно понимал, что этот комок гнева скорее сдохнет в одиночестве, чем откроется кому-то. Это бесило. - А ты уже распланировал всю свою жизнь до секунды, раз больше боишься совершить ошибку, чем поступить так, как хочется? Он делает несколько шагов навстречу Тому, сокращая это раздражающее расстояние между ними до минимума.

- Ну же, Том. Чего ты так боишься? - Торд сам не понимал, почему продолжает настаивать. Почему продолжает снова и снова убеждать и его и себя? Ему ведь просто стало интересно какого это, встречаться и спать с парнем. Сложно сказать, что парень особо отчётливо запомнил все детали той ночи, но те моменты, что въелись в память, вызывали лишь приятные эмоции. Та теплота воспоминаний и волновала Торда, потому что никогда ещё прежде секс не был для него чем-то большим, чем просто потребность физически удовлетворить себя и сбросить напряжение. Эта необъяснимая связь и внезапное влечение были слишком сильными, чтобы просто так отмахнуться от них и продолжать жить дальше, словно ничего не произошло.

7

В семнадцать лет мало кто думает о последствиях совершаемых поступков. Юношеский максимализм ведет по крутой дорожке и заставляет бросаться грудью на арматуру без оглядки на результаты. Никто из окружения Томаса не думает прежде, чем что-то сделать. Всем искренне наплевать на будущее, все надо получить здесь и сейчас. Так во всевозможных мелочах ведут себя Эдд с Мэттом, так сейчас поступает Торд. Хуй знает, о чем он думает, гордо переступая через все грубые выпады Риджа и упорно продолжая гнуть свою линию. Он целую неделю избегал норвежца, полагая, что это правильно, вовсе не для того, чтобы сегодня сломаться под его напором.

Стоя в вечерней полутьме заднего двора, они в миллионный раз сталкиваются противоположными полюсами своих суждений, чтобы так же как и всегда стереть друг друга в порошок и забыть о существовании оппонента на ближайшие несколько дней. Именно так заканчивается их каждый третий разговор. Так закончится и этот. Если только не…

Торд сокращает расстояние между ними настолько быстро, что Томас даже среагировать не успевает. А когда понимает, что Ларссон находится непозволительно близко, давится словами и воздухом. Что-то внутри громко воет, хочет схватить соседа за толстовку, дернуть на себя, разрешить обжечься, да хоть сгореть дотла, похуй, главное – с ним.

Нет, нет и еще раз нет, - мысленно убеждает себя Томас, бросая все силы на то, чтобы удержать маску безразличия на лице, чтобы не рухнуть им в самую глубокую лужу. Дается это еле-еле, потому что видеть Торда так близко – невыносимо.

- Ты сомневаешься, но при этом совсем не думаешь, чем все это может закончиться. Никто из вас никогда не думает, - Ридж все-таки не сдерживается и отступает на несколько шагов, - в свои игрушки поиграешь с кем-нибудь другим.

Еще шаг. Томас пятится от норвежца словно от огня, хотя всего мгновение назад позволяет себе мысли об этом пламени как о чем-то хорошем и желанном. Если бы он смог разглядеть в чужом предложении что-то кроме научного интереса, он бы не отказал. Или, как минимум, выбрал слова помягче и не был бы так жесток. Да и, к сожалению, он знает Торда, знает, что любая, даже самая мелкая слабина для него – шанс, упустить который – выше его сил и вообще моветон.

- Я не заинтересован в отношениях с тобой, - он ставит жирную точку в разговоре, с самого начала обреченном на провал, проглатывает скорбное «прости» и поворачивается спиной, намереваясь как можно скорее уйти. Любые слова с обеих сторон сейчас будут лишними, поэтому Ридж не дает Торду ни единого шанса что-то противопоставить и вернуть его обратно.

Письмо так и остается лежать на перилах – проходя мимо, парень на него даже не смотрит, только думает, что зря вообще поддался соблазнительному любопытству и пришел на встречу. Все могло сложиться куда проще – разговора бы не состоялось, а норвежец – Томас уверен – не повторил бы свой подвиг после тотального игнора, и все со временем просто забылось бы как кошмарный сон. Но теперь им обоим еще долго придется пожинать плоды своих решений.

Хлопок дверью слышен, кажется, в противоположной стороне дома. Томас не понимает, на кого злится больше – на себя или на Торда. Импульсивно пинает стену и несколькими несдержанными ударами разбивает костяшки пальцев о деревянный косяк. Колкая боль поднимается к самому плечу и мгновенно отрезвляет. Он тяжело и глубоко вдыхает, закрывает глаза, рвано выдыхает. Разогнанная адреналином кровь бьет в виски, горло пересыхает, а ноги начинают подкашиваться. Доставая из ближайшего ящика флягу, он залпом опустошает ее наполовину, с каждым глотком все отчетливее и отчетливее ощущая, как перестают дрожать руки, выравнивается дыхание и растворяется скребущее изнутри легкие чувство. Не его чувство, отдающее преданной тоской и сожалением.

8

В ту секунду, когда Том колеблется и в нерешительности всё-таки пятится назад, Торд чувствует за собой победу. Он всегда любил доминировать и прогибать под себя людей, но ему совсем не нравится то, как Ридж стремится отдалиться и скорее сбежать отсюда. Их бесконечные споры и перепалки, которые почти всегда заканчивались катастрофой, словесной или физической, Ларссон вообще считал наивысшим проявлением дружбы и близости. Что ж, у него было своё представление о порядке вещей в мире. Торд заглядывает в бездонные чёрные глаза друга, словно пытаясь разглядеть там ответ, понять о чём он думает, узреть там хоть какую-то подсказку, но всё тщетно..

- Я не сомневаюсь, я просто не понимаю, когда ты успел стать таким трусом, - с долей разочарования произносит парень и тяжело выдыхает. Очередное подтверждение того, что вся эта затея - безумие. Натуральный бред. Тем не менее, раз уж Торд начал свой "Крестовый поход", то не намерен отступать. Несмотря на то, что парнем сейчас движет больше любопытство, чем реальные чувства к своему соседу, он сам не относился к этому, как к игрушке на месяц, другой. Понимая, что этот разговор ведёт в тупик и скорее всего не приведёт ни к чему хорошему, Ларссон собирается скорее сказать ещё хоть что-то. Последний аргумент, как для Тома, так и для себя. Сдаваться и отступать он не собирался. Стоило ему только дёрнуть губами, как Том ультимативно и максимально в лоб сообщил о своём решении. Не заинтересован. Ларссона в очередной раз будто ударило молнией. Он надеялся, что ослышался, потому что не ожидал от друга настолько резкого и чёткого ответа. Осознание пришло не сразу, лишь когда Ридж резко развернулся и быстро скрылся в доме, громко хлопнув за собой дверью.

- Стой! - прокричал Торд, делая несколько шагов вперит и вытягивая перед собой руку, словно надеясь остановить парня, но лишь рассёк воздух перед собой. Слишком поздно. Том просто сбежал. Закончил разговор так, чтобы выйти из него победителем. Так, чтобы последнее слово было за ним. Это ужасно взбесило Торда. Ещё какое-то время он просто молча стоял и переваривал их разговор. Был ли он изначально обречён на провал или норвежец где-то просчитался и налажал? Очевидно лишь одно, Том явно не был искренним с ним и словно чего-то боялся. Может у него кто-то есть или кто-то обидел его? Ларссон прежде никогда не рассматривал их дружбу с другой стороны, только с той, которая удобна ему. Впрочем, этому зерну здравой мысли не суждено было прорости. Торда накрыло яростью, ведь он не получил желаемое, хотя и приложил к этому максимум усилий.

Не сдерживая эмоций, норвежец поспешил выпустить пар, пнув ногой стул, а затем откинул стол, перевернув его со всем барахлом, что на нём лежало. Мало. Нужно ещё. Отламывает от стола ножку и ещё какое-то время колотил ею всё подряд. Гнев слегка утих, но этого всё ещё недостаточно. Торд разворачивается в сторону дома и видит на перилах оставшееся письмо. Такое же более ненужное, как и он сам. Ларссон медленно подходит ближе, берёт листок в руки и обречённо садится на крыльцо. "Ты не справился, сорян". В руке уже появилась зажигалка, которая была поднесена к краю письма. Заворожённо глядя на то, как огонь уничтожает что-то, во что парень вложил душу, Торд бросил догорать письмо на землю, оглядывая обугленные кусочки безразличным взглядом. Если он не может остаться здесь хотя бы ради Тома, то оттягивать нет смысла. После выпускного он уедет в большой город за своей мечтой. Совершив над собой неимоверное усилие, парень сделал глубокий вдох и, не заходя в дом, обошёл его со стороны двора, чтобы прогуляться и немного проветриться, прежде чем начать делать вид, что у них с Томом всё как обычно.

Оказавшись перед главным входом Торд аж подпрыгнул от неожиданности, когда увидел на пороге чью-то фигуру. Они не ждали гостей, по крайне мере никто не предупреждал о таковых, так что Ларссон сразу напрягся. Приглядевшись получше и подойдя к названному гостю поближе, Торд признал в ночном визитёре их одноклассника. "Какого хера ему нужно в столь поздний час?" Не мог сообразить норвежец. Нужно разобраться.

- Хей, Тревис? Чо как дела, чего хотел? - максимально дружелюбно начал Торд, кладя свою руку ему на плечо. Он умел располагать к себе людей, когда действительно того хотел.
- Тревор, - никому не интересное уточнение, - я к Тому, проходил мимо и думаю, дай загляну. Мы собирались в кино сходить на "Оборотни-космонавты убивают в полночь 3", но он сегодня трубку не брал, так что я хотел спросить... - сказанного этим уёбком оказалось более чем достаточно для того, чтобы по новой вывести Торда из себя и пробудить желание прикончить гада.

"МЫ хотели все вместе сходить на этот фильм, какого хера???"

- А знаешь, что, Тревис? - резко начал он, медленно и ненавязчиво отводя гостя прочь от дома, - Том как раз сейчас ждёт в кино и я собирался к нему. Давай с нами! - широкая приветливая улыбка, физический контакт, приятный мягкий акцент и искренность в глазах - у этого придурка не было шансов отказаться. Заманив ничего не подозревающую жертву в свои сети, Ларссон с Тревором удалились в сторону "кинотеатра".

Бедолага не сразу понял, что нужное место они прошли уже четыре квартала назад и сейчас находились на задворках гоп-района, где всем плевать на законы, а полиция в принципе старается сюда не заглядывать. Очень жаль, что этот Тревис попался Торду под горячую руку именно тогда, когда он был дико зол.

- Ну, что. Скажи уже, зачем на самом деле ты пришёл к Тому? - дружелюбный тембр в миг сменяется на угрожающе ледяной. Ларссон ни капли не остыл, пока гулял тут с этим хахалем. Тот явно не понимал, что происходит, поэтому наивно хлопал глазами, но инстинктивно пятился до тех пор, пока не упёрся спиной в стену. Торд потянулся в карман толстовки и достал оттуда пистолет. Он не всегда ходил с оружием, просто сегодня столь удачно забыл выложить его после тира утром.

- Прости, чувак, но Том - МОЙ - сказал как отрезал, приставив дуло пистолета к голове одноклассника, который уже исходили слезами и соплями, что-то там умоляя о пощаде. Торд не слушал. - Мне жаль, но тебе не стоило приходить, - ему было вовсе не жаль. Ни капли. Ларссон был уверен, что этот пиздюк и есть причина по которой Ридж отказал ему. В чём же ещё тогда может быть дело? Только соперник, не иначе. Палец потянулся к предохранителю, чтобы вышибить ему мозги, но остановился в самый последний момент. - Ох, чёрт. Так не правильно. Ларссон расстроенно опустил пистолет, продолжая одной рукой прижимать хлюпика к стене, - Я хочу честный поединок, так что вот, - недовольно пробурчал он, доставая из заднего кармана перочинный ножик и протягивая его оппоненту, который уже явно потерял связь с реальностью и просто хотел свалить в другую галактику как можно скорее, лишь бы только подальше от этого больного норвежца. Тем не менее, Тревис-Тревор с радостью принял оружие от своего мучителя и явно намеревался пустить его в ход в случае необходимости. Увидев готовность сражаться за свою жизнь, Торд радостно заулыбался, скаля зубы.

- Вот и прекрасно!

Ларссон разжал свою левую руку, отпуская парня, в то время как правая потянулась за охотничьим ножом, что находился у него под толстовкой за спиной. Внезавно норвежец осознал, что за Тома он готов убивать по-настоящему. Теперь никто и ничто не посмеет встать у него на пути. Вижу цель - не вижу препятствий.

"Бой" не продлился и пяти минут (и то лишь потому что он поддавался). Где-то на третьей Тревис уже харкал кровью, а на четвертой Торд загнал ему нож под рёбра и окончил его страдания. Вытерев об рукав толстовки орудие убийства, Торд присел рядом с телом на какую-то коробку и закурил. Дрожь в руках из-за приступа ярости уже почти прошла, но Ларссона всё ещё трясло. "Видимо всё-таки придётся пить эти грёбанные таблетки".

9

Гулкая тишина в комнате после разговора, выворачивающего все эмоции наизнанку, кажется оглушающей. Горячительная жидкость во фляжке заканчивается довольно быстро, а подниматься ради новой бутылки Томас не хочет. По правде говоря, оседая на пол, прижимаясь спиной к боку кровати и запрокидывая на нее голову, он вообще уже больше ничего не хочет. Нет никаких сомнений, что не позднее завтрашнего утра все снова станет как обычно – они соберутся за завтраком на кухне, поцапаются из-за последней порции хлопьев, наорут друг на друга и разойдутся по углам до следующего столкновения. Этот утренний ритуал давно поставлен на репит, и игнорируется даже соседями – по утрам их никто не торопится разнимать, явно полагая, что без перепалки на рассвете день у всех пойдет по пизде, но после произошедшего всерьез стоит бояться не дожить хотя бы до полуночи.

Под шум, доносящийся со двора через приоткрытое окно, Томас думает о том, на что способен разъяренный Торд, получивший вместо горячо желаемого жесткий и безапелляционный отказ. Сейчас он камня на камне не оставит у гриля, а потом ему ничто не помешает заявиться в комнату соседа. На этой мысли Ридж невольно бросает взгляд на дверной замок, который он, в общем-то, никогда даже не думал запирать. До этого вечера.

К тому моменту, когда Томас собирается с силами и подходит к двери, звуки на улице затихают. Он заносит руку над замком, колеблется несколько секунд, размышляя, насколько сильно этот жест сделает его слабость очевидной. Он принимает такое решение не потому, что боится Торда и его праведного гнева, способного смести все на своем пути,  хотя, бояться определенно точно стоило бы, а потому, что дальнейшее давление с его стороны несомненно вызовет неуместное чувство стыда, вины и жалости, под которым Ридж все-таки сломается. Именно от этого он хочет отгородиться, закрывшись в комнате, именно этого хочет избежать. Но щелкнуть замком парень не успевает - где-то внизу раздается трель дверного звонка. Кого в такое время притащило? Минута на размышления и копание в событиях последних дней. Точно.

Ридж вспоминает, как последнюю пару недель за ним активно таскался одноклассник Тревис, или Тревор, хрен его знает, который бросался недвусмысленными намеками, куда-то звал и чуть ли не до дома после учебы провожал. В общем, всеми силами пытался как можно ближе и дольше околачиваться рядом с Томом, что его совсем не прельщало. Парень был крайне назойливым и определенно глухим к просьбам отъебаться. Даже переписка подтверждала этот факт. Переписка, которую Томас игнорировал последние сутки, поэтому, естественно, вовремя не заметил, что этот умник все решил за него, купил билеты в кино и уже пришел к самым дверям забирать его как девчонку на свидание. Томас аж кривится от этой мысли и торопится вниз.

Перед самой дверью, правда, останавливается, через окно замечая на крыльце два удаляющихся силуэта. Два. Не один. С Тревором кто-то ещё.

Чувство неотвратимого пиздеца накрывает с головой, и Томас набирает номер одноклассника. Тишина. Поставят свои мобильники на беззвучный и радуются жизни, - думает тот, кто и сам постоянно ставит телефон в режим «без звука» и пользуется им только по собственной необходимости.

Нагоняет он знакомого поздно. Слишком поздно. Сначала петляет по улицам, теряя, находя и снова теряя парня, при этом особо не разглядывая его спутника. Если бы он только знал, что все дело как раз в нем.

Узкий проулок встречает Риджа пронизывающим до костей сквозняком и двумя людьми – один без движения лежит на земле, второй сидит неподалеку и беззаботно курит. В первую секунду Томасу кажется, что он перепутал повороты и увидел то, чего увидеть не должен был, но в следующую уже различает в курящем Торда, а в лежащем – Тревора.

- Какого.. хуя, - только и выдавливает ошалело парень, подлетая к телу в попытке убедиться, что одноклассник еще жив, что все не так, как он думает. Но интуиция не обманывает – пальцы ложатся на яремную вену и не нащупывают пульса. Томас в панике ладонями проходится по чужим бокам, ища ранения, пачкается в крови и, постепенно осознавая, что передним труп, обречённо выдыхает.

- Сука, - шепчет он себе под нос, неспешно вставая с земли и поднимая уничтожающий взгляд на норвежца, - какой же ты эгоистичный уебок! – ярость опаляет глотку и туманит разум. Ридж стремительно наотмашь бьет соседа по руке, выбивая сигарету, которая тут же с шипением тухнет в багровой луже. Ногой он пинает коробку, выбивая точку опоры из-под чужой задницы, одновременно с этим, хватает за грудки и со всей силы впечатывает Торда спиной в кирпичную стену.

- Тревор тут причем вообще? Парень ничерта не сделал, чтобы так погано сдохнуть от твоих рук, - разъяренное шипение прерывается короткими вдохами, как будто это Тома пырнули ножом, как будто это ему жить осталось всего ничего и надо успеть надышаться. Он намеренно делает акцент на слове «твоих», чтобы Ларссон понял, насколько он ничтожество в его глазах, - а теперь, блядь, подумай, как хоть кто-то в этом мире может согласиться строить отношения с тем, кто после отказа идет махать ножом направо и налево?! – повинуясь горячечному порыву, парень тянет ткань чужой толстовки на себя и ударяет коленом под дых, чтобы заставить Торда согнуться, тут же разжать пальцы и опустить норвежца уже наконец с небес на землю. С его царского трона поближе к смертным. И Томаса совсем не ебет, что у норвежца при себе оружие, и что он запросто через пять минут может оказаться в компании Тревора.

10

Не успел он сделать и пары затяжек, чтобы успокоить нервы, как боковым зрением заметил в переулке чужую фигуру. Ненужный свидетель. Инстинктивно потянувшись к любимому ножу, Торд оцепенел, когда смог разглядеть лицо этого "свидетеля". Том. Его не должно здесь быть. Как он вообще тут оказался? Норвежец был настолько шокирован, что даже не смог пошевелиться, чтобы как-то отреагировать и объяснить ту картину, которую пришлось узреть Риджу. Внешне норвежец выглядел спокойным, но внутри него всё клокотало от страха. Ему никогда не было стыдно за все свои не самые лучшие импульсивные поступки, но при этом совершенно не хотелось, чтобы Томас знал все его тёмные секреты и последствия подобных нервных срывов. Что же, теперь он знает и, более того, ему это явно не понравилось.

- Т-Том... Я... - начал глупое и невнятное бормотание Торд. Именно сейчас всё его хвалёное хладнокровие и остроумие куда-то пропало. Сюда ведь мог нагрянуть кто угодно, но только не тот, перед кем норвежец вдруг с сегодняшнего дня стал абсолютно беззащитным. Том, игнорируя соседа-киллера, за секунду подлетел к бездыханному телу одноклассника, проверяя его пульс. Разумеется, признаков жизни он там не обнаружил, чем явно был весьма и весьма расстроен. Ларссон на мгновение даже стыдливо уводит глаза в сторону, делая долгую затяжку перед явно пиздецовым разговором, уже вторым за эту ночь, со своей несостоявшейся пассией. Не успевает он вытащить сигарету изо рта, как чужая рука с силой бьёт по ладони, выбивая единственное средство, которое хоть как-то успокаивало нестабильное состояние парня. Томас просто в ярости, он не даёт ему даже времени подумать, и очередным резким движением хватает Торда за воротник худи, ногой выбивая коробку у него из под жопы. Миг. И вот уже полностью деморализованный норвежец прижат к стенке так же, как он сам пять минут назад прижимал Тревора. Такое забавное стечение обстоятельств на долю секунды невольно вызывает улыбку на лице Ларссона, хотя он прекрасно понимает, что в данный момент она совсем не уместна.

Они ведь и раньше часто дрались с Томом, не важно, за последнюю коробку печенья или же чья сегодня очередь выносить мусор, но настолько злым, агрессивным и уверенным в себе Торд видел его, наверное, впервые. И, чёрт побери, ему это понравилось! Настолько, что он даже слегка возбудился, когда Ридж продолжал находиться столь близко и вжимать его в стену. Торд успешно прослушал половину того, о чём ему сейчас столь раздражённо втирал друг, но ухватил лишь главное для себя: "как хоть кто-то в этом мире может согласиться строить отношения с тем, кто после отказа идет махать ножом", что вернуло его в реальность. Значит ли это, что сейчас он отказался встречаться с ним уже во второй раз? Таких комбо Ларссон в один день ещё точно не собирал. В довершении своего унизительного разгрома, Том бьёт его коленом под дых, вырывая из норвежца сдавленный стон.

Стоя на коленях и упираясь одной рукой в грязный мокрый асфальт, Торд судорожно пытался собрать все мысли в кучу, чтобы в очередной раз понять, как же, блять, ему поступить дальше. "Сегодняшний день официально будет занесён в список худших дней в моей жизни". Стараясь выровнять дыхание, парень медленно поднимает голову и, убирая руки с земли, встаёт с четверенек на колени. Сейчас, находясь значительно ниже Тома и глядя на него снизу вверх, его бросило в дрожь от одной только мысли, что он проиграл и его загнали в угол. Видимо, терять ему уже больше нечего, поэтому, чтобы окончательно вбить гвоздь в крышку своего гроба, Торд аккуратно задаёт вопрос.

- Он... Много значил для тебя? - с одной стороны, если да, то Ларссон удачно избавился от конкурента и возможно когда-нибудь Том его простит. А с другой стороны, если он и правда просто левый чувак, то смысла горевать вообще нет. Собственно, как и извиняться за содеянное, в любом случае. Таким образом, мысленно стараясь успокоиться и найти плюсы в своей ситуации, Ларссон понемногу начал возвращать остатки самообладания, чтобы окончательно не уронить лицо перед Риджем.

11

Ярость еще никогда не была такой ослепительной и всепоглощающей. Томас впервые в жизни настолько отчетливо чувствует, как сердце долбится в кадык, как неутихающее желание размазать кого-нибудь по стене отдается слабой дрожью на кончиках пальцев, как тяжело вдыхать на самом деле холодный вечерний воздух, кажущийся сейчас разряженным и раскаленным. Если бы ни один порыв не был удовлетворен, а Торд так и остался спокойненько восседать с сигаретой в зубах возле трупа их одноклассника, Ридж в итоге, наверное, без угрызений совести порвал бы его в клочья. В любом случае, ничто, даже глупые попытки оправдаться не могли спасти норвежца от заслуженных ударов. Мгновением позже уже не имеет никакого значения, что он там мямлит себе под нос, ничего вообще не имеет значения. Только бурлящие внутри эмоции, ядовитой пеной поднимающиеся к корню языка, душащие, убивающие.

- Ты не имел никакого права, - голос, наконец становится тише, спокойнее и теперь звучит хрипло, так, будто Томас сорвал его на каком-нибудь концерте. Вспышка гнева постепенно угасает – Торд беспомощно стоит перед ним на коленях и явно не собирается возникать или отвечать ударом на удар, и этот факт мягко проходится по ощерившемуся острыми иголками общему впечатлению, по взвинченным нервам, успокаивает, возвращает в реальность. В ту жестокую реальность, которая пахнет кровью, которая вселяет ужас и панику, в которой сосед, часом ранее признавшийся ему в своих чувствах, хладнокровно убивает их общего одноклассника, в которой Томас невольно становится соучастником этого преступления. Прямым, косвенным – никому не будет до этого дела. Тревора убили из-за него, ради него, за него. Ридж понимает это, исходя из вопроса Ларссона. Он не спрашивает, что Томас здесь делает, не спрашивает, за что получает под дых, но спрашивает, важен ли ему был Тревор.

Парень переводит взгляд с норвежца на одноклассника и медлит с ответом.

На самом деле, на Тревора ему было похуй. Просто слишком настырный парень, ничего не страшащийся и не комплексующий ни по какому поводу. Возможно, он мог бы понравиться Томасу, будь он чуть избирательнее в своем подходе, но не успел. Ему не позволили успеть. Торд посчитал, что чужие шансы должны стать его, что сократив количество соперников таким образом, он окажется на вершине пьедестала и станет бесспорным победителем. Не стал. С другой стороны, Ридж невольно задается вопросом: чужая смерть – это всего лишь результат вспышки неконтролируемой агрессии, или нечто иное – например, желание бороться не на жизнь, а на смерть за что-то свое?

- Тебя не это должно волновать. Очнись, Торд, ты убил человека, - Том произносит это таким будничным тоном, будто не первый раз видит результаты чужой вспыльчивости, - а я свидетель. Не боишься? – он старается увести разговор в сторону, переключить внимание с причины содеяного на следствие. А сам же думает только об одном – как теперь быть ему?

Он чувствует себя странно и неправильно. Все еще немного злится, но наравне с этим – восхищается решительностью Ларссона. Предпринять попытку добиться кого-то через убийство? Кажется, в их ебанутом мире возможно, что угодно.

- Нет, - внезапно всё-таки возвращается к прошлой теме Томас, поднимает с земли раскладной нож, которым безрезультатно пытался защищаться Тревор, и вертит его в руках, - он ничего для меня не значил. Просто одноклассник. Если это способно очистить твою совесть, то можешь ликовать. Но тогда мне тебя жаль, - Томас сгибает руку в запястье, чтобы сделать короткий замах и бросить нож. Лезвие плотно входит в трещину на асфальте в опасной близости от бедра Торда и заставляет парня довольно усмехнуться.

- Почему ты это сделал? – если забивать последние гвозди, то в крышки обоих гробов. Томас догадывается, как будет звучать ответ на этот вопрос, но хочет услышать. Зачем-то хочет оправдать норвежца перед собой, зачем-то хочет дать ему шанс. Как будто, если сейчас он разочаруется окончательно, то прошлое, настоящее и будущее просто перестанут существовать, а вся жизнь окажется прожита зря.

Только попробуй соврать.

12

Том всё ещё в ярости, но норвежец прекрасно улавливает все изменения в интонации и тембре голоса собеседника. Кажется, его покорность пришлась Риджу по душе, а значит лучше всего будет и дальше продолжать сохранять спокойствие и молча раскаиваться в содеянном. Он ударил Торда, показал своё негодование, высказал всё, что думал о соседе и всей этой дерьмовой ситуации. Ларссон покорно принял на себя весь праведный гнев друга, потому что он знал каково это, пытаться удержать все эти негативные эмоции внутри себя, но не иметь никакой возможности сдержать их.

Ему нравится то, как колеблется Ридж, после своей гневной тирады. Как неуверенно переводит взгляд с Торда на труп и затем обратно на Торда. Как не сразу находит нужные слова и не знает чем ответить. Уход от поставленного вопроса ещё больше доказывает то, насколько Том на самом деле неуверен в себе и правильности своих действий, слов, мыслей. Ларссон внимательно следит за каждым движением друга, пытаясь и дальше отслеживать малейшие перемены в его состоянии, чтобы успеть вовремя подстроиться.

- А ты и правда так поступишь? - как бы Томас сейчас не был зол на Торда, он едва ли на самом деле смог взять его за рукав, ответи в участок и заявить об убийство своего возлюбленного Тревиса. Норвежца на секунду аж передёрнуло от подобной мысли, поэтому он быстренько отогнал от себя подобный бред, - В любом случае, раз уж ты меня поймал, решение за тобой.

В переулке повисает неловкая тишина, от чего создаётся некий вакуум, где теряются все сторонние окружающие их звуки города. В данную минуту мира за пределами этой подворотни словно не существует. Есть только Том, Торд... И труп их одноклассника. Ридж видимо продолжает обдумывать случившееся и, возможно, способ наказания Ларссона. Забавно, если бы у этого алкоголика вместо лица был экран, то сейчас там было бы написано "Загрузка".

- Нет, - Торд даже вздрагивает от неожиданности, услышав наконец-то долгожданный ответ на свой предыдущий вопрос. Он даже не сразу соображает к чему было это отрицание, до тех пор пока Том не поднимает с земли его перочинный нож и не продолжает говорить о том, что этот уёбок Кактамегоневажно ничего не значил для него. Внутри норвежца одновременно всё ликовало и скорбело. С одной стороны, сердце Тома скорее всего никем не занято, а значит соперников нет. Но с другой стороны, тогда он и правда серьёзно налажал и убил просто надоедливого чувака из школы.

"Косяк случился существенный..."

Несмотря на то, что Торд внимательно наблюдал за действиями друга, он никак не ожидал выпада в виде ножа, столь уверенно брошенного в его сторону, но воткнувшегося в трещину в паре сантиметров от норвежца. Что это было? Тест на доверие? Проверка реакции? "Я сдал, если не дёрнулся?" И тут Ларссон замечает эту усмешку на лице Тома. Ему понравилось? Подвергнуть здоровье Торда опасности, вызвать в нём испуг, увидеть весь спектр эмоций. Это завораживает, не так ли? Значит ли это, что они с Томом были не такими уж и разными? Чувство власти и очевидного превосходства в той или иной степени действуют на него так же опьяняюще, как и на Ларссона. Ты даже и глазом моргнуть не успеешь, как тебе захочется и дальше продолжать ставить людей на колени, видеть как они унижаются, пресмыкаются и умоляют о пощаде...

Мысли о возможной тёмной стороне Томаса завели норвежца куда-то слишком глубоко в себя. Туда, куда лучше в принципе никогда не заглядывать, если хочешь продолжать жить среди людей, а не закончить каким-нибудь отбитым социопатом и светиться в криминальных хрониках в качестве серийного убийцы. Вопрос, чёткий и строгий, в очередной раз прервал самокопания Торда. Почему он это сделал? Действительно, зачем же столько хлопот. В чём причина? Ларссон никогда раньше не задумывался над истинной природой своих импульсов и позывов. Был ли это обычный случай проявления агрессии, когда его просто кроет без препаратов, или же в этот раз всё несколько иначе.

Пальцы на руках подрагивают от напряжения, а на лбу выступила испарина. Ясно как день - его ответ определит их дальнейшее развитие отношений и оплошать нельзя. В случае Торда, искренность была его самым лучший оружием, однако он сам до конца не был уверен в причине столь внезапного и хладнокровного убийства. Конечно, он уже убивал людей и раньше, так что совесть его никогда не мучила, но Тому сейчас важно услышать совсем другое.

Ларссон набирает в легкие побольше воздуха и, опираясь рукой о стену, медленно встаёт на ноги. Ответ на вопрос Ридж требует прямого контакта глаза в глаза, а не снизу вверх, чтобы не казаться жалким и просящим прощения. Сейчас они на равных, Томас уже выместил свою злобу, больше ударов Торд сегодня принимать не станет.

- Потому что я не хотел, чтобы ты достался кому-то в роде него, - голос звучит мягко, но очень уверено, светлые серые глаза заглядывают прямо в черную бездну глаз парня напротив. Торд делает несколько небольших шагов навстречу Тому и добавляет, - Потому что ты мне и правда нравишься.

13

Собирался ли на самом деле Ридж сдавать Ларссона? Или изначально противоречил своим мыслям словами? С одной стороны, было бы неплохо проучить друга, а с другой – Том не мог представить себе жизни без него. Как бы часто они ни ссорились, какими бы натянутыми и токсичными их отношения ни были, парня они устраивали. Торду всегда можно высказать все так, как есть, как бы грубо это ни звучало. В ответ он, конечно, побесится, но никуда не уйдет. Не исчезнет. За это Томас был всегда ему благодарен. За это Томас прощал ему многое. За это Томас сам всегда был где-то неподалеку. За это он, кажется, мог даже спустить ему с рук убийство.

Почти с самого начала повелось так, что они сошлись одними только противоположностями и извращенной зависимостью друг от друга. Никто не понимал, как они уживались в школьной общаге так, чтобы в итоге еще и съехать вместе. Лучше со временем не становилось, но что-то определенно менялось. И эти незаметные им обоим изменения привели сначала к сексу, а теперь и вот в эту подворотню, где они продолжали выяснять отношения в компании почившего одноклассника.

Игнорируя развод на слабо, Томас впервые в жизни отчетливо видит причину, по которой они с Тордом все еще друзья, по которой до сих пор не прибили друг друга. Они оба наслаждаются хождением по лезвию ножа, пиком эмоций, который всякий раз чувствуют, находясь рядом. Ридж готов поспорить на что угодно и с пеной у рта доказать – эта связь уже давно переросла из дружбы во что-то другое. И это что-то другое гложит его так сильно и так больно, что категоричное отрицание видится единственным спасением. Видится, но не является.

- Хочешь, чтобы я достался кому-то вроде тебя? А разницы? – Томас всегда был тем еще язвительным говнюком и только в очень редких случаях отвечал, не вкладывая в свои слова ничем не прикрытую пассивную агрессию. Друзья прекрасно знали, что самый лучший ответ от него – это молчание, по которому, помимо всего прочего, еще и определить можно, насколько сильно он пьян. Сегодня Ридж больше пиздит, чем отмалчивается, хотя и успевает перебиться порядочной порцией алкоголя. Впрочем, когда это мешало ему нормально существовать?

К повторному наступлению в виде сокращения дистанции Томас относится спокойно. Не дергается, не торопится отойти, даже взгляда в сторону не отводит. Разве что дыхание задерживает на короткое мгновение, но это скорее рефлекторное и отвечающее за потребность постоянно иметь кусочек личного пространства, в который никто не осмелится даже носа сунуть. Но Торд же самый смелый и понтовый парень на районе. Куда всем остальным до него. Он слишком быстро приходит в себя после поучительного мордобоя, снова показывает характер, при этом старательно подкупая вкрадчивыми интонациями и правильными словами. Теми словами, о которых Томас не думал, но которые где-то внутри себя отчаянно хотел услышать. Только ответить на них он не может – боязнь того, что ничем хорошим переход на новый уровень их отношений не закончится гораздо сильнее всех остальных неразобранных чувств. Пока сильнее, но даже это сомнение начинает слабеть и уступать во внутреннем противостоянии.

- Труп ты здесь собираешься оставить? – парень, так и не отвечая на новое признание, обходит норвежца стороной, почти задевая того плечом - чересчур близко и тесно все в этом узком переулке, подходит к телу и садится на корточки. Спиной к Торду, ссутулившись, потому что так проще спрятать предательскую дрожь в руках, так проще на секунду ослабить поводок самообладания и потерять лицо, норвежец этого не заметит, а Томасу станет немного легче думать.

Нет, разумеется, он не поведет соседа к копам. Разумеется, не сдаст. Томас принимает несколько иное решение, выглядящее безумным, но единственно верным на фоне его нежелания сдохнуть от эмоциональной ломки.

- Здесь неподалеку есть пустырь. Там всегда рыхлая почва. Вырыть яму не составит никаких проблем, - Томас говорит тихо, но с явным знанием дела. Можно подумать, что прежде он там уже закапывал окоченелые трупы приставучих одноклассников, но нет. Он бывал там часто, однако, никому не надо знать, с какой именно целью. Уж тем более Торду, который хуй знает когда вспылит, а когда поддастся и будет выглядеть таким же милым и пушистым как сейчас.

14

С каждой секундой Торд всё сильнее убеждается в истинности своего предположения о такой же всепоглощающей тьме, живущей внутри Тома, и требующей подпитывать её риском, нарываться на неприятности и творить остальной беспредел. Видимо, это и была та самая невидимая связь, что красной нитью притягивала их друг к другу, связывая судьбы двух настолько разных людей, несмотря на всевозможные различия и разногласия практически по любой теме. Том являлся для него тем самым триггером, который постоянно будоражил неспокойное сознание норвежца, заставляя совершать необдуманные, или как сейчас, ужасные поступки, не чувствуя при этом никаких мук совести. В этом был какой-то свой особый шарм, в максимально извращённом понимании этого слова, разумеется, но разве хоть что-то, с момента их знакомства, между ними вообще когда-нибудь было нормальным?

Язвительный комментарий (на столь честное и повторное признание) ничуть не удивил Ларссона. Напротив, ему показалось это хорошим знаком, что Том уже не так сильно злится на соседа и, кажется, они движутся в нужном направлении.

“Поверь мне, разница будет колоссальная!”

Оказавшись еще ближе друг к другу, Торд отлично почувствовал неизменный запах алкоголя, исходивший от Тома, вперемешку со стойким ароматом одеколона (которым он возможно пытался перекрыть перегар). Ридж скорее всего уже успел принять на грудь свыше своей обычной нормы, достаточной для того, чтобы вести себя настолько уверенно и агрессивно. Видимо нажрался за те десять минут, пока Торд разносил задний двор и болтал с Тревисом. Разумеется, он прекрасно понимал, что руки и язык Тому развязал вовсе на алкоголь, а мудацкий, со стороны моралфагов, поступок Торда.

Ларссон просто не мог оторвать взгляд от лица друга, отражающего весь спектор быстро меняющихся внутренних переживаний друга. Внутри у Риджа таки всё кипело, бурлило, собираясь прорваться наружу, но какая-то нечеловеческая сила воли сдерживала все его порывы, позволяя продолжать и дальше сохранять образ крутого, молчаливого и скрытного парня, из которого признание и клещами не вытянешь.

“Ничего, Том. Ты мне ещё всё расскажешь, у нас будет много времени впереди, я обещаю”.

Явно предпочитающий держать все, кроме негативных, эмоции в себе, Том бросает очередную едкую фразу и проходит мимо норвежца, нарочно задевая его плечом. Было ли это банальным желанием показать Торду его место и не зазнаваться раньше времени, задев таким показушно-небрежным способом, или же просто попытка сохранить покер фэйс и поскорее исчезнуть с поля зрения любопытных глаз норвежца - ему было всё равно, потому что предложение, прозвучавшее далее, даже на пару секунд шокировало его (исключительно в хорошем смысле), лишив дара речи. Ларссон едва сдерживается, чтобы не расплыться в широченной улыбке и не начать прыгать на месте, словно девушка, которую только что позвали под венец.

- Хм, я хотел облить его кислотой и спрятать останки в канализационных катакомбах под городом, в конце концов там ими могли бы поужинать аллигаторы, - задумчиво протянул Торд, спокойным тоном излагая свой изначальный план так, словно рассказывает рецепт приготовления пирога, - но твой вариант тоже ничего. Тем более, если ты ручаешься за результат. Норвежца не интересовало откуда Том так хорошо знает удобные места, где можно без труда зарыть что и когда угодно, в конце концов у каждого должны быть свои маленькие тайны. По-настоящему важным для Ларссона являлся сам факт соучастия и заинтересованности Тома в их общем деле.

Торд был неимоверно воодушевлён предстоящим "приключением" и в душе радовался, словно ребёнок, которого сейчас отведут в парк аттракционов. Ларссон живо подскочил к трупу одноклассника, как бойскаут на общем собрании, и окинул узкий проулок оценивающим взглядом, пока не задержался подольше на мусорном баке. Недолго думая, он выдвинул своё предложение.

- Мы можем высыпать мусор из бака и кинуть его либо в сам бак, на колёсиках довезя до твоего пустыря, либо положить в мусорный пакет и тащить на руках, что как минимум тяжело и палевно, - норвежец продолжал перебирать всевозможные варианты транспортировки тела до места захоронения, но решил и тут дать своему партнёру по преступлению шанс проявить себя, - или у тебя и тут уже всё схвачено? - уже не сдерживая улыбки, спрашивает Торд, подбирая с земли улику, перочинный нож, и пряча его обратно в карман толстовки.

Кто бы мог подумать, что прятать труп вдвоём окажется настолько увлекательным, а главное, объединяющим занятием!

15

Все варианты Торда, как избавиться от тела звучат как полное говно. Начиная кислотой, которой у норвежца наверняка с собой нет, и за ней ещё придется тащиться, заканчивая транспортировкой трупа в баке из-под мусора или в мешке. Томас даже, не скрывая искреннего удивления, смотрит на соседа и вздергивает одну бровь в немом вопросе, мол: «ну? И это все? Хуйня, Миша, давай по-новой». Ему представлялось, что у Ларссона все схвачено куда лучше, поэтому осознание ошибочности такого предположения заставляет внутренне ликовать. Это ж вы посмотрите, у продуманного Торда далеко не всегда бывает продумано все. Правда, Томас не уверен, что лучше - согласиться на какой-то вариант друга и оставить свою осведомленность о здешних местах при себе или же все-таки выдвинуть более выгодное предложение.

- Здесь, конечно, гоп-район, но даже не надейся, что никто не обратит внимание на двух придурков, волокущих в ночи хуй знает куда огромный мусорный бак, - он снисходительно качает головой и цокает языком. Вообще, Томас не должен этого делать, не должен в этом участвовать, не должен смягчать чужую участь, но едва различимый голос в голове подначивает и благословляет, говорит, что он поступает правильно, что Торда ни в коем случае нельзя отдавать на волю случая. Парень не ведет бесед с этим голосом – боится, но слышит уже не в первый раз. И он всегда дает советы только касательно ситуаций с норвежцем. Всегда.

- Тут есть система катакомб, которая как раз выведет нас к пустырю. Но его, - Томас кивает на Тревора, - придется тащить на своем горбу, - он поднимается с корточек и сипло вдыхает стылый воздух. Пиздец – он добровольно стал соучастником преступления и сейчас собирается закапывать труп. Еще лучше вечер просто не мог стать.

Ридж с трудом мирится с этим фактом только после того, как достает из кармана худи фляжку и делает еще несколько глотков для храбрости. Водка обжигает горло, но проясняет голову, а руки, наконец, перестают трястись. Он бросает поверх фляжки короткий взгляд на Торда и ловит момент, когда норвежец выглядит настолько счастливым, что аж дурно становится. Томасу никогда в жизни не понять ценностей этого человека, не понять, чему он так радуется сейчас, и что приведет его в восторг в следующий раз. Намотанные на линию электропередачи кишки отвергнувшего его чувства соседа? Смешно, но не исключено.

Ни один день в компании Ларссона не похож на предыдущий. Сегодня Томасу кажется, что вот теперь все, теперь он точно изучил его вдоль и поперек, а завтра эта уверенность растворяется точно в твоей кислоте. Интересно, он делает так специально, или просто получается? Какие еще мрачные секреты скрываются за его лицом с полуулыбкой маньяка и глазами покорителя дамских сердец?

Кажется, Ридж слишком долго думает об этом, забывая про все на свете – про кровь на чужих руках и своей толстовке, про необходимость замести следы, про то, что произошедшее в темной подворотне – не конец всему, а только начало. В реальность его возвращает глухой крик, доносящийся откуда-то с окраины района – обычное дело для такого места и времени. Томас мотает головой, стряхивая оцепенение, и подходит к тому самому мусорному баку, о котором еще несколько минут назад говорит Торд, налегает плечом, отодвигает в сторону и открывает на всеобщее обозрение дыру в земле, прикрытую старым паллетом.

- Добро пожаловать в Зазеркалье, Алиса, - с ехидством произносит парень и первым спускается по видавшей виды деревянной лестнице, оставляя всю самую грязную работу соседу, чтобы у того и мысли не появилось, что Том не просто готов покрыть все его косяки, но еще и сделать все за него.

Не смотря на каменную облицовку стен катакомб, пахнет в них влажной землей и плесенью. Точно так же, как и год назад, в тот самый день, когда Томас спускался сюда в последний раз. Пара лопат до сих пор валяется на одном из поворотов, покрываясь пылью и словно ожидая именно их.

Томас идет первым, чтобы подхватить лопаты и не пропустить нужную развилку. С одной стороны его поражает чужая незаинтересованность в источнике знаний друга о тайнах столь гиблого района, а с другой – безгранично благодарен, что никаких вопросов не следует. Дать ответ Томас все равно бы не смог. Не захотел бы. Ведь то, что он готов скрывать преступления Ларссона, вовсе не означает, что он готов поступать так же.

16

Идеи Торда явно не пришлись Тому по душе - это буквально было написано на его лице, но Ларссон решил не возникать по этому поводу, раз уж сам Ридж не стал обсирать его варианты публично, как бы он обычно не постеснялся сделать. Норвежец не собирается отстаивать свою правоту, рассказывая о том, что в тех же самых катакомбах, помимо живущих там аллигаторов, у него имеется небольшой тайник и с кислотой, и с цианидом, лопатами, кирками, пилами, топорами, молотками, фонариками, ножами... И ещё много чем. Пожалуй, Тому лучше продолжать и дальше разочаровываться в Торде постепенно, а не как сейчас, сразу и во всём. Лимит фейлов на сегодня точно уже исчерпан.

Он также решает не говорить о том, что однажды он уже перевозил в мусорном баке случайно убитого им почтальона, которого разрезало пополам лазерной системой защиты дома, над которой в прошлом году он только начинал работать. Не всегда же всё получается идеально с первого раза, верно? Это запланированные риски на производстве. Что было удивительно, так это знания Томаса о системе катакомб под городом и, более того, информация о входе туда, о котором даже Торду было неизвестно. Продолжая восхищаться появлением всё более и более тёмных секретов у друга, парень смело проследовал за ним до спуска под землю, но затем застыл в нерешительности и задумался. Он совсем забыл про самую важную вещь - тело. Осознав то, что Ридж здесь только в качестве проводника, но не соучастника, норвежец закатил глаза и цокнул языком, разворачиваясь на пятках на 180 градусов в направлении своего "груза". Несмотря на то, что при жизни Тревис был дохликом и наверняка весил не более 60 килограмм, но смерть пошла на пользу его массе и сейчас даже натренированному Торду он казался неподъёмным. Что ж, делать нечего, надо тащить. Соорудить какой-нибудь классный механизм за пару минут в подобных условиях не виделось парню возможным, поэтому он остановил свой выбор на беспроигрышном допотопном подручном средстве - какой-то большой коробке рядом с мусоркой. "Не на руках хотя бы нести его буду и спасибо".

Ларссон схватил Тревиса за ноги и подтащил его к "транспортировочному контейнеру", небрежно запихивая внутрь. Закончив с упаковкой, норвежец передвинул коробку ко входу в катакомбы. Там была лестница, но спустить тело вниз аккуратно самостоятельно казалось практически нереальным. Разумно решив, что Тревису-то уже точно всё равно, Торд, недолго думая, просто столкнул ногой коробку с ним в дыру. Естественно, он перевернулся и естественно попутно там ещё что-то у него сломалось, но это всё равно выглядело ещё похожим на человека и не вызывало блевотных рефлексов. Ловко соскользнув по не вызывающей доверие лестнице в стиле пожарников, Ларссон демонстративно стряхнул "пыль" со своего плеча, показывая, как легко он справляется со всем.

- Спасибо за помощь, - саркастично отзывается Торд, слегка приподнимая уголки губ, и принимается запихивать помятого Тревиса обратно в коробку. Он и не ждал, что Том действительно кинется делать за него всю работу, но не съязвить просто не мог. Отметив предусмотрительно "кем-то" оставленные лопаты, которые подобрал Том, норвежец включает на телефоне фонарик в качестве дополнительного освещения и покорно следует за другом в неизвестность. Кажется, этот алкоголик неплохо ориентировался в этой части тоннелей, уверенно сворачивая на развилках. Любопытство так и подмывало задать вопрос относительно осведомлённости соседа о столь специфическом месте, но внутренний голос советовал этого не делать. Да и он наверняка бы мало того, что не ответил, так ещё б разозлился и бросил его тут. Ничего, благо в нужные моменты Ларссон умел ждать. И его терпение всегда вознаграждалось.

- Тааак... Сколько примерно нам ещё идти? - желая завязать хоть какую-то беседу, ненавязчиво интересуется парень. Торд попутно осматривается по сторонам, пытаясь разглядеть какие-нибудь знакомые ходы и отметки, которые он оставлял кое-где, чтобы лучше ориентироваться, но всё тщетно. Видимо это была какая-то совсем другая ветка или же норвежец банально не заходил настолько далеко вглубь катакомб. В любом случае, изучить их все полностью на сто процентов без точных чертежей было абсолютно невозможно.

17

Катакомбы – плохое место. Чего только в этих стенах ни происходило. Томас далеко не всегда был участником местных событий, чаще – свидетелем. Но раньше он никогда не задумывался о том, сколько же на самом деле чернющих воспоминаний хранят здешние облицовочные камни. Они до скончания веков не выдадут ни единой тайны, но запомнят их навсегда. Как и сам Ридж.

Те, кто думают, что Томас – идеальный во всех моральных аспектах, кроме, разве что манеры без стеснения выражать свои мысли и эмоции матерными выражениями, глубоко заблуждаются. При этом, хуй знает, с чего среди его знакомых зародилось столь ошибочное мнение – он никогда намеренно не строил из себя паиньку, не читал людям нотации, как надо правильно жить, не водил за ручку по воодушевляющим даже самых отчаявшихся местам, но люди всегда видели в нем только то, что хотели видеть. И только на этом и заостряли свое внимание. И если бы Томас хоть чем-то от них отличался, то все было бы куда проще. Тогда, возможно, он бы не выебывался перед Тордом, в котором хотел видеть только плохое. Потому что именно оно его привлекало и пробуждало то, что не был способен пробудить никто другой. И «никто» - никакое не обобщение, Томас пытался найти, нет, не замену, но кого-то похожего на норвежца, чтобы хоть как-то переключить свой триггер на другого человека и ослабить тяжелую, но такую физически необходимую тягу к Торду.

Воспоминания об этих безуспешных попытках срывают с губ шумный вздох. Томас перехватывает черенки лопат левой рукой, разминает правую и поворачивает голову, чтобы бросить через плечо взгляд и убедиться, что Торд еще здесь, что Торд никуда не исчез. Нет - плетется, волочит свою ношу так, словно в коробке не труп его одноклассника, а плетенка с апельсинами для утреннего фрэша. Убийство – та самая единственная антиморальная вещь, которую Томасу сложно понять и принять. И еще тяжелее она становится от неприятного предчувствия, что нихуя у норвежца этот раз не первый.

Ридж молча пытается представить, кем мог быть предыдущий счастливчик. Какой должна была быть причина. Как себя чувствовал Ларссон. Испытывал ли он восторг от собственного всесилия и вседозволенности или боялся и терзался совестью. Каким образом избавлялся от тела – использовал тот же сценарий, о котором рассказал ему ранее или все было куда более спонтанно и хаотично. Без четкости мыслей и действий, в полном хаосе и непонимании. Каждую деталь хочется услышать, запомнить, вырезать ржавым гвоздем на подкорке сознания, какой бы грязной и кровавой она ни была. Чужую тьму хочется сделать своей, раз уж смириться с ее существованием оказалось так просто. Здесь и сейчас.

- Ты убивал раньше? – он максимально бескультурно не отвечает на чужой вопрос, но задает встречный. Ему ни капли не интересно вести глупые диалоги лишь бы они были – Томаса вполне устраивает тишина, разрушаемая одними только шагами, гулким эхом звенящими под низким потолком. Но раз норвежец хочет поговорить, то хоть пускай это будет по делу.

Вероятность того, что Торд скажет правду – приблизительно равна нулю. Томас прекрасно понимает, что не является тем человеком, с которым хочется откровенничать. Хранить секреты он, конечно, умеет, что норвежец и сам, очевидно, понимает, иначе давно бы уже положил Риджа в одну яму с Тревором, но их вечные перепалки не способствуют повышению уровня доверия выше планки «пошел нахуй». Поэтому, честно говоря, никакого ответа не ждет. Просто выражает свою заинтересованность, которую неплохо было бы оставить при себе, впрочем, как и многое другое.

Не доходя до выхода несколько поворотов, Томас останавливается посреди кажущегося нескончаемым коридора и поворачивается к Торду лицом. Из-за света чужого телефона, бьющего по глазам, он почти не видит соседа – один только расплывчатый силуэт. Но это не мешает, главное, что видят его.

Томас подходит ближе к стене, где-то на уровне головы поддевает пальцами один камень, без каких-либо усилий вытаскивает его и бросает под ноги. В отверстии, являющимся весьма скромным тайником, лежит выцветший список. Некоторые буквы не разобрать, но общий смысл очевиден так же, как и то, чьей рукой он написан. Список контрабанды, реализацией которой Томас занимался. Он оставляет все как есть и, не говоря ни слова, не выражая ни единой эмоции, идет дальше, позволяя Торду заглянуть в свое прошлое. Делая шаг навстречу и открывая что-то действительно темное и личное. Раз уж в чем-то они всё-таки похожи.

18

За Тордом никогда не ходила слава болтуна или трепла ни среди друзей, ни среди всех остальных своих знакомых, но если уж он и открывал рот, то у него магическим образом получалось забалтывать и располагать к себе практически любого человека. Любого, кроме Томаса. То ли дело в том, что он в принципе патологически не доверяет вообще никому, то ли и правда мог видеть норвежца насквозь и чувствовал ложь за его сладкими речами, которую он так любил периодически лить в уши доверчивым лохам. И это было ещё одной причиной для их бесконечных ссор, без которых они оба уже кажется просто жить не могли. Солнце завтра не встанет, если эти двое проведут тихий и спокойный день в мире и гармонии, не иначе.

В катакомбах холодно, темно и сыро, а спустя пять минут прогулки по местным туннелям тебя уже начинают пугать собственные шаги и тени, превращающиеся в жуткие звуки и силуэты, мечтающие наброситься на тебя из-за угла и утащить во тьму. Любого адекватного человека бросало бы в дрожь от одного только вида столь стрёмного места, но стало быть определение “адекватный” не подходило ни Торду, ни Тому, потому что эти двое и являлись теми самыми "ситуэтами", местными монстрами, которых стоит опасаться случайно заплутавшему тут бедолаге.

Ридж, кто бы мог подумать, опять игнорирует норвежца, продолжая и дальше спокойно себе топать вперёд, словно он тут один на прогулку вышел. Но тишину снова разрывает очередной внезапный вопрос, который мгновенно загоняет Торда в тупик. Он замедляет шаг и, таращась в спину Тома округлившимися от удивления глазами, непонимающе хлопает ресницами, будто бы не расслышал. Том сейчас реально спросил, убивал ли он раньше? Серьёзно? “На какой ответ этот придурок рассчитывает после того, как сам всю жизнь держит все свои тёмные делишки в тайне и посылает любого куда подальше при малейшей попытке узнать хоть что-то?”

- А ты? - не нашелся ничего лучше, чем кинуть ещё одним вопросом в ответ, Ларссон. Какого хера вообще? Чёрта с два ему, а не правда! Ридж ведь и так уже наверняка на 99 процентов уверен, что Торд - убийца, так зачем удовлетворять его любопытство и подтверждать догадки. Пускай пока пребывает в томительном неведении, потому что норвежец и сам уже начинал подозревать, что Томас действительно однажды кого-то убил, пронёс по этим туннелям и зарыл на своём пустыре. Иначе откуда вообще ему знать подобное?

Всё ещё шокированный наглостью и бестактностью друга, норвежец нашёл в себе силы не развивать дальше тему хотя бы до тех пор, пока они не зароют уже этого грёбанного Тревиса-Тревора и не окажутся дома в безопасности, подальше от всего этого безумия.

Судя по всему, идти им ещё прилично, а сюрпризы от Тома всё не заканчивались. Спустя ещё несколько минут в тишине, парень резко останавливается, подходит к одной из каменных стен катакомб, что-то начинает там простукивать, кидает булыжник на землю и достаёт оттуда бумажку, после прочтения которой, возвращает её на место обратно в тайник.

“Вот сейчас я нихуя не понял”.

Пульсирует лишь одна мысль в голове Торда. Чего теперь Томас от него хочет? Показать какой-то свой секрет и дать понять, что всё-таки доверяет норвежцу? А может на бумажке будет написано "Лол, наебал"? Ларссон в нерешительности подходит к углублению в стене и, после долгих колебаний, протягивает наконец руку внутрь и достаёт оттуда небольшую сложенную записку. Это какой-то список? Подсвечивая себе фонарём текст, Ларссон внимательно вчитывается в каждую букву, словно только вчера начал учить английский. Он не верит своим глазам.

- Это…, - Торд всё ещё не уверен, что есть смысл и дальше задавать Тому вопросы, которые весь вечер сегодня игнорирует, но раз уж он сам решил открыться, то стоит немного пролить свет на ситуацию, пока Ларссон не надумал сам себе чего-нибудь покруче, чем оно есть на самом деле, - Это твой список покупок? - почему-то уводит всё в шутку Торд. Этот самый "список покупок" очень напоминал список контрабанды. Значит, что сам Том или поставщик или курьер или покупатель. Все варианты не особо законны, ну и абсолютно точно не правильны даже с моральной точки зрения. Всё-таки когда рядом с компонентами для взрывчатки в одном ряду стоят ещё и детские органы, то даже у Торда внутри что-то ёкнуло. тем не менее, сейчас ему было невероятно приятно и, вместе с тем, удивительно, что Ридж вообще показал ему такое, не важно, пояснит он за список или нет. Ларссон направляет фонарик в пол и прячет смущённую улыбку. Он был настолько тронут поступком друга, что его накрывает внезапным порывом отплатить ему тем же.

- Да, - у него перехватывает дыхание от собственной тупости и несвойственной ему излишней честности, - да, я уже убивал раньше, - уточняет Торд, на этот раз стыдливо уводя взгляд в сторону. До этого момента он вообще не придавал своим социопатичным наклонностям особого значения и всё, что периодически беспокоило его, так это как получше скрыть следы преступления и разобраться, почему же он всё-таки не испытывает абсолютно ничего, совершая самый страшный грех. Раньше он боялся себя. Теперь же с каждым днём ему становится всё сильнее и сильнее плевать.

Руки начали слегка трястись, а по телу пробежала мелкая дрожь. Он пожалел о своём откровении в ту же секунду, как только открыл рот. Контрабанда и убийство - равноценные ли это тайны или всё-таки за проступки Торда ему уже не будет прощения?

19

Сегодня звезды выстроились в какую-то ебанную линию, и они задают друг другу слишком много вопросов. Серьезных и резких, раскрывающих всю подноготную как спрашиваемого, так и спрашивающего. Откровенные разговоры никогда не были основополагающими в их отношениях. Лично Томас вообще не считал нужным делиться с кем бы то ни было личными проблемами, так что Торд не был исключением из правил, он и был тем самым правилом, вместе со всем остальным миром. Куда проще молчать и топить свою черноту в водке, чем плакать в чужое плечо, попутно выслушивая самые «умные» советы от людей, которые, на самом деле, нихуя не шарят в твоей проблеме, но им просто совесть не позволяет молча слиться.

О прошлом Томаса не знал никто. Оно не относилось к тому, чем можно было бы гордиться, о чем можно было бы рассказывать направо и налево. Каким образом он вляпался в такое грязное дело как контрабанда, Ридж уже и сам не скажет – наверное, был слишком пьян, чтобы запоминать детали. Но варился он в этом долго и со вкусом. Причем, настолько долго, что попытка выбраться и отстраниться от всего этого дерьма чуть не стоила ему жизни. Соседи еще должны помнить тот дождливый вечер, в который он, вместо того, чтобы принести в дом пиццу к фильму, кое-как принес избитого и измученного себя. Его весьма грубо пытались заставить остаться при делах как раз в этом самом ответвлении катакомб. Тогда-то Ридж и был тут последний раз.

Воспоминания воспоминаниями, но реальность куда интереснее. Торд язвит в ответ на прямой вопрос про убийства, вызывая улыбку и подтверждая тем самым свою предсказуемость в столь щепетильном вопросе. От внимания Томаса так же не ускользает раздражение, мелкой россыпью пороха срывающее чужой голос. Бесить норвежца никогда не перестает быть увлекательным занятием. В свой короткий встречный вопрос он неосознанно вкладывает столько агрессии, что у Риджа даже настроение поднимается. Конечно, он так и не получает интересующую его информацию, но и похуй – терзаться незнанием и складывать в огромную стопку ничем не подтвержденные догадки тоже занимательно.

Продолжая идти, Томас внимательно вслушивается в каждый звук. Вот с потолка на землю гулко падает капля скопившегося конденсата. Вот откуда-то слева свистит сквозняк. Вот шаги за спиной затихают. Вот их сменяет едва различимый шорох бумаги. Вот мир трещит по швам и распадается на сто триллионов частей, одна из которых теперь принадлежит Торду.

Глубокий вдох. Медленный выдох. Ридж притормаживает, внутренне напрягаясь – страшась реакции норвежца. Почему-то кажется, что вот-вот он получит в затылок тонну насмешек. Конечно, реализовывать контрабандный товар, это тебе не людей ножиком чикать – скучно и вообще ни разу не мощно, это если хочется помериться письками. Томасу не хотелось. И он даже не думал использовать этот жест в качестве трюка обратной психологии. Просто после долгих сомнений наконец понял, что должен с кем-нибудь поделиться. Вопрос только - почему именно сейчас и почему именно с Ларссоном? Попался под горячую руку? Оказался не в том месте и не в то время? Или наоборот – в том месте, и в то время?

- Да, блядь, список продуктов к ужину, - глухо отвечает парень. Ему не нравится чужая шутка и, кажется, сейчас он чувствует себя ровно так же, как час назад себя чувствовал Торд – разбито и подавленно. Сначала Томас отшил чужое признание, потом отшили его. Колесо Сансары дало оборот, а мгновенная карма вернула болезненную оплеуху. Что ж, наверное, Ридж ее заслужил.

Он дерганно пожимает плечами – чисто механическое движение, скорее всего оставшееся незамеченным спутником – и хочет забить на все, начиная Тордом с его ужимками и абсолютно непрозрачными желаниями, и заканчивая этим блядским трупом. Риджу больше никого не жалко, никого не хочется защищать, никому не хочется помогать, но раз он сорвался и уже находится здесь, то не заберет же он все свои слова обратно, не развернется и не пойдет домой, оставив Торда одного петлять по темным коридорам. Хотя, было бы забавно посмотреть на чужое лицо при таком повороте.

Перед самым выходом обратно на поверхность, норвежец все-таки отвечает. Не врет, что позволяет Томасу остаться по ту сторону их отношений, где, чтобы окончательно разочаровать и потерять уважение, надо умудриться совершить что-то еще более гнусное.

Вердикт - убийца. Сомневался ли Ридж? Ни секунды. Боится ли теперь? Нет, он, почему-то, наоборот, чувствует себя в безопасности. И от этого чувства на душе становится легко и свободно, как никогда прежде. Он усмехается себе под нос, помогает затащить по очередной дряхлой лестнице коробку с трупом и только тогда смотрит на Ларссона.

- Надеюсь, на прошлые преступления у тебя были более веские причины, чем ревность и чувство собственности,- парень акцентирует на этом внимание, потому что по его мнению ревность – не причина, впихивает в руки соседа лопату и отходит в сторону, начиная копать яму для одного трупа и двух гробов с плотно забитыми крышками, - и более веские, чем мои.

20

Вся жизнь Торда после переезда из родной Норвегии стала напоминать какой-то сюрреализм. Яркий такой, радостный и нескончаемый. Его это вполне устраивало, ведь лучше так, чем жестокая остросоциальная драма, происходившая в их семье каждый день. Ларссону нравился этот сюр, потому что теперь его жизнь была наполнена весельем с друзьями, удивительными приключениями и практически абсолютной свободой. Возможно, именно эта свобода, после долгих лет марширования по струнке, и вскружила парню голову.

Колесо язвительных ответов дало новый оборот и Торд получил такой же ядовитый комментарий на свою совсем не остроумную шутку. Еле сдержав себя от обраточки в духе "с такими ингредиентами ужин будет так себе", парень промолчал, продолжая обдумывать реальную причину, почему же Том вдруг решил поделиться своей страшной тайной? Вспоминая все странности за соседом, ему на ум сразу начали приходить моменты, когда он однажды достал из холодильника банку с какими-то органами, вместо маринованных огурцов своей бабули. Собственно, и то и другое выглядело одинаково мерзко, поэтому Ларссон никогда не трогал посторонние предметы и, тем более, не рисковал вскрывать и пробовать их. На кучу странного и ненужного хлама в их доме в принципе никто никогда не обращали внимания, потому что с 99% вероятностью, их наверняка притащил Мэтт. Часть вещей исчезала так же внезапно, как и появлялась, поэтому поймать Риджа "на горячем" было практически невозможно. Да и это его личное дело, в конце концов.

Ларссон продолжает нервничать из-за своего ответного признания, но, как оказывается, зря. В ответ он не получает ни злобных криков, ни насмешек, ни напуганных вздохов. Ничего. Хотя у норвежца появилось такое чувство, что Том, продолжая стоять к нему спиной и прятать своё лицо, будто бы улыбается. Ридж останавливается у старой деревянной лестницы, открывает люк, запуская в застоявшиеся сырые тоннели поток свежего воздуха, и помогает другу поднять коробку с Тревисом на поверхность. Губы на секунду дёргаются вверх, но Торд вовремя останавливает себя, возвращая обратно классическую ухмылку на своё лицо.

Всё в порядке. Его приняли его таким, каким он является на самом деле. Том не злится.

Выбравшись из катакомб, Ридж всовывает в руки норвежца лопату и, отойдя на несколько метров подальше, принимается копать. Ларссона сразу же накрывает вьетнамскими флэшбэками. Он хорошо помнил своё первое убийство, хотя совсем не планировал его, не испытывал ненависти к жертве и уж точно не задумывался над тем, как и куда прятать тела. Цепочка досадных событий, которая привела его сейчас сюда, началась с того, что в три года назад, на одной из игр в пейнтбол, ему случайно выдали настоящее оружие и он, успев выстрелить из него в троих людей, слишком поздно понял, что это не шарики с красной краской, а реальные боевые патроны и красная кровь соперников. Накрыло Торда не от вида мёртвых тел незнакомцев, а от того, что ему было абсолютно плевать на их смерть. Стоя над тремя бездыханными телами, норвежец не чувствовал ничего, хотя прекрасно понимал, что вообще-то должен. Чисто из чувства самосохранения и нежелания отправляться в тюрьму, Ларссон сначала спрятал их, прикрыв опавшими листьями, а потом оттаскивал по одному в какой-то сарай с инструментами, где руками достал из них пули, облил из находящейся там канистры с бензином и поджог. Тогда, естественно, никто не заподозрил его в преступлении, но ужас произошедшего ещё достаточно долго преследовал парня в ночных кошмарах. Убийца. Социопат. Монстр. Именно после этого инцидента Торд решает прислушаться к старому совету своих родителей и обратился к психотерапевту, который выписал ему несколько препаратов, что должны будут подавлять его агрессию. Если он их, конечно, будет принимать вовремя и регулярно.

- Были, - кратко отвечает Торд, шумно вздыхает и подходит к Тому, помогая ему копать. Ридж ошибается, если считает, что убийство из ревности - плохая причина. Как для него, так лучше иметь хоть какой-то мотив, чем тупо лишить жизни троих незнакомцев по нелепой случайности, но парень приберегает своё ценное мнение, не решаясь произнести вслух. Что действительно привлекает его внимание, так это окончание фразы друга, сказанной с явной долей искреннего сожаления о содеянном. Ларссон больше не мог смог сдерживать своё любопытство, тем более когда Томас буквально провоцировал своими неоднозначными ответами снова и снова, всю дорогу сюда и теперь сейчас.

- И давно ты... Занимаешься этим? - серьёзно поинтересовался Торд, продолжая усердно махать лопатой. Почва тут и правда была на удивление рыхлой, несмотря на морозную февральскую погоду. Что же именно тут закапывал однажды Том? Или кого?

21

- Уже не занимаюсь, - спокойно отвечает Том, не глядя на Торда и вбивая лопату ногой в почву, - где-то около года. Помнишь, когда я прошлой весной оказался в больнице. Вот тогда и завязал, если так можно выразиться, - он напоминает и Торду, и себе о том злосчастном вечере, но больше склоняется к тому, что норвежец вообще не в курсе произошедшего. В голове почти не отложились детали того дня, но зато четко отложилось чувство, будто чего-то Томасу не хватало. Кого-то. Возможно, Торда не было в городе и в тот день, и вообще на протяжении всего его реабилитационного периода, а когда он вернулся, то было уже поздно и бессмысленно что-то рассказывать. И вот, спустя дохуища времени, почему бы и нет.

Серьезный тон Ларссона, на самом деле, располагает. Риджу отчего-то хочется рассказать ему все – от и до – и это в противовес чувству абсолютной ненависти, которое он испытывал в самом начале их пути. Парадоксальная смена настроения, бросающая парня из крайности в крайность выглядит как поведение маленького ребенка, который и сам не знает, чего хочет – то ли бугуртить, капризничать и выпендриваться, то ли повернуться хорошей стороной и получить похвалу и положительное внимание.

Разбираться в себе Томас никогда не умел, и это одна из причин, почему он чаще молчал. Уж лучше так, чем неправильно выразить эмоции, окончательно запутать себя и свое окружение, а потом еще и оправдываться. Даже сейчас он не уверен, что говорит и поступает правильно, но интуитивно решает довериться течению, в котором оказывается. Никто из них не может ручаться за то, куда все это в итоге приведет, никто из них не продумывает все до мелочей, никому из них уже нет необходимости давить ботинками чужие глотки и прыгать выше своей головы. Они оба довыебывались до такой степени, что ни единожды всерьез оскорбили друг друга, разожгли в слабости желание, возвели его в степень «хочу владеть», дошли до койки, лишили ни в чем неповинного человека жизни и теперь посреди пустого пустыря под тусклым светом неполной луны совместно копали яму поглубже. Трудно даже представить, в какую жопу их может забросить следующий шаг.

- С чего ты решил, что твой интерес ко мне – это не недельное увлечение и в нем стоит признаваться? – Томас не пытается отшить Торда в третий раз, он просто хочет лучше понять чужие мотивы, которые, не исключено, что помогут разобраться и в своих собственных, - уж тебе ли не знать, что секс нихуя не обязан заканчиваться какими-то обязательствам, - Том едва заметно усмехается. Он был хорошо осведомлен о том, как долго и качественно норвежец катал свои шары к той девчонке и был уверен, что красавица Синтия – далеко не первая в его почетном списке. Риджа этот факт абсолютно не интересовал, но именно сейчас заставлял задумываться. Что было бы, если бы она все-таки повелась на расшаркивания Ларссона? Какова была бы вероятность того, что цепочка событий все равно привела бы к сексу с соседом и любовному письму под дверью? Думая об этом с каждой секундой все больше и больше, Томас отчетливее понимает, что вероятность равна нулю. Если вообще не уходит в минус бесконечность.

Такое яркое и резкое осознание больше похоже на внезапный удар под дых, выбивающий весь воздух из легких. Он перестает копать, ошалело смотря в землю и чувствуя, как внутри за считанные мгновения четко выстраивается все то, в чем он путался и никак не хотел разбираться. Это всего лишь совпадение, стечение обстоятельств, случайность, которое должно было произойти только для того, чтобы Томас раскрыл наконец глаза и понял – он хотел этого. Он хотел получить хотя бы на одну ночь то, что ему не принадлежало и вообще даже не могло принадлежать, потому что норвежец совсем из другой лиги, находящейся чуть ли не на другом конце галактики. Ему хотелось почувствовать и запомнить этот момент близости, ведь больше он никогда не повторится. Он хотел и хочет, но как же, сука, все глупо получается. Торд теперь ошибочно думает, что единичный опыт вывел его на кривую дорожку, по которой стоит начать идти за ручку с соседом, а Томас…а Томас, оказывается, уже давно погряз в человеке, с которым живет в одном доме, а теперь еще и просто не может позволить себе воспользоваться его непониманием ради собственного блага.

- Хотя, лучше не отвечай. Забудь, - Томас не сдерживает нервного смешка, бросает на Торда короткий взгляд и вновь берется за лопату. Этот взгляд – отчаянный вопль утопающего, захлебывающегося в своих чувствах и неизбежности происходящего. Будет лучше, если Торд больше никогда не выведет его на контакт. Будет лучше, если этот вечер - последний, - копай быстрее. Меня все это уже заебало.

«От ненависти до любви одна пьяная ебля».

22

В этот раз ему отвечают на удивление быстро и без колебаний. Очевидно, лгать и увиливать больше нет смысла, они и так уже рассказали друг другу по одному своему тёмному секрету, скрывать что-то теперь бесполезно. Ларссон жалел лишь о том, что не узнал о "подработке" соседа пораньше. Это ведь столько всего интересного можно было бы достать без особых проблем, но Ридж и тут предпочёл всё скрыть. "Как эгоистично с его стороны". К сожалению или к счастью, но Торд помнил про больничные каникулы Тома только по рассказам друзей, диалог с которыми выглядел как-то так:

“- Где Том?”
“- Ах, да, он в больницу попал на прошлой неделе. Завтра выписывают.”
“- Чот серьёзное?”
“- Да хз, вроде норм, жить будет.”
“- Ну, ок. Пойду тогда съем его хлопья, раз его сегодня не будет.”

Этот день непременно войдёт в историю, как вечер, когда Том говорил очень откровенно и очень много, потому что он снова вернулся к вопросу, заданному ещё на заднем дворе, а именно "с какого хуя Торд решил, что это не просто секс по-пьяни, а что-то большее, заслуживающее продолжения?" Вопрос, конечно, всё ещё актуальный. Тем более, что на ответ у Ларссона ушло бы слишком много времени, так как за неделю он так и не продумал речь, решив услышать на своё признание или "да", или "ты ебанулся, пошёл нахуй, коммунист". Ни один сценарий не сыграл, потому что Торд прекрасно видел сомнение в словах и жестах Риджа, когда тот ему отказывал. Если бы не эти грёбанные сомнения...

А действительно? С чего он решил, что это не минутный интерес? Каждый раз, когда он добивался очередной девушки, то, как правило, это была именно одноразовая акция, а его самые долгие отношения продлились не более трёх недель. В средней и старшей школе Ларссон сразу закрепил за собой статус крутого, но слегка ненормального парня. Знаете, тот самый “опасный” одноклассник, загадочный красавчик-бунтарь, с которым бы тебе запретила гулять твоя мама, потому что обычно от таких ребят только одни проблемы. И Торд всегда их приносил. Не важно, сколько у него было девушек, норвежец оставался эгоистом до мозга костей и просто не способным на любовь социопатом . Он всегда имитировал влюблённость, соглашаясь на отношения, только чтобы не выделяться из толпы, заранее зная, что через недельку другую они расстанутся, а ещё через месяц норвежец найдёт себе другую доступную дурочку (в любом случае, дома его всегда ждали терабайты свежего хентая для гарантии приятного вечера).

Именно таков был стиль жизни Торда, поэтому он не винил Тома во вполне обоснованных сомнениях относительно искренности его намерений. Сейчас Ларссон никак не мог доказать, что дело не в любопытстве, не в споре с кем-то и даже не в сексе. Неделю назад именно с Томом он, наверное впервые в своей жизни, желал, чтобы утром его партнёр остался с ним в постели, а не поскорее её покинул с первыми лучами солнца. Как раз эти мысли и пожирали разум и сердце Торда всю прошлую неделю. Как так вышло и почему именно Том? Два вопроса на которые он, кажется, до сих пор не нашёл точного ответа.

Стоило Ларссону только раскрыть рот, как Том тут же пошёл на попятную из-за долгой паузы после своего вопроса. Норвежец устало выдыхает и удивлённо произносит: - Ты настолько сильно меня ненавидишь? - он делает короткую паузу и продолжает, - Или я просто не понравился тебе в постели? - что, конечно, просто невозможно, но вдруг у Тома были свои предпочтения и Торд не справился с ролью актива или пассива? Ларссон меняет свою извечную ухмылку на мягкую, не свойственную ему, искреннюю улыбку. Да, в тот вечер он был изрядно пьян, но чётко помнил, что первым полез целоваться именно Ридж, а норвежец так-то и не был против. Не потому что ему в тот момент было совсем плевать, кто его утешит: девочка, мальчик или же сосед, которого он знает с младших классов, а потому что тогда это казалось настолько логичным завершением стольких лет их токсичного существования рядом друг с другом. Им требовалась хоть какая-то разрядка, потому что с каждым днём химии между ними хватило бы на ядерную бомбу, если бы они любым способом не сняли это многолетнее напряжение. Тут уже или бить друг другу морду до смерти, либо трахаться до потери пульса. Они оба выбрали второе.

На фоне того, как Том решает закрыть тему, предпочитая вовсе не слышать ответа на свой вопрос, и начинает копать усерднее, норвежец с силой вгоняет лопату покрепче в землю и (уже в который раз за вечер) сокращает дистанцию между ними в один широкий шаг. Сейчас они находились уже по пояс в могиле, в которой совсем скоро погребут свой общий секрет. Ларссон зажимает Риджа в углу и, слегка касаясь его руки, проводит ладонью вверх до плеча, аккуратно оттягивает воротник синей толстовки в сторону, обнажая шею и ключицы.

- Следы ещё не прошли? - тихо спрашивает он, продолжая одной рукой оттягивать ткань, а другой медленно отдирать пластырь, под которым парень прятал последствия их бурной ночи - побледневшая россыпь бордово-фиолетовых следов от засосов и укусов. Торд, явно заставший Тома врасплох, который точно не ожидал подобной наглости, тянется вперёд и нежно касается губами оставленных им ранее отметок. Ему не было противно или мерзко целовать парня и на трезвую голову. Норвежцу и в самом деле хотелось быть ближе, эгоистично присвоить этого человека себе, быть единственным центром его внимания, и за это Торд готов ещё сотню раз устранить любую помеху на своём пути, - Я знаю всё про секс без обязательств, поверь мне. Но я не хочу, чтобы наш случай был именно им, - отпугнёт ли он Тома вновь своим упрямством или следует сбавить обороты, чтобы парень сам захотел сделать этот шаг и последовать за Ларссоном, - А ты? - по интонации было ясно, что это последний раз, когда Торд задаёт этот вопрос и если снова получит отворот поворот, то найдёт в себе силы сдаться и отпустить.

Он уже всё решил. В случае неблагоприятного для него исхода, ему придётся паковать чемоданы и отправляться доучиваться в военную академию в Норвегии. Так будет лучше для всех, ведь кто знает, что Торд выкинет в следующий раз, когда у Тома на самом деле кто-то появится?

23

Половина пути уже пройдена, осталось немного, - наивно думает Том, раз за разом с силой вбивая лопату торцом в почву и широким размахом выкидывая ее за пределы ямы. В какой-то момент он краем глаза замечает, как Торд перестает копать, в ответ на что с губ едва ли не срывается раздраженное «копай эту гребанную яму». Но он успевает только едва повернуть корпус прежде, чем оказывается зажат между норвежцем и земляной стеной.

Глупо было полагать, что на Торда подействуют словесные отказы, тем более такие, которые почти никак не вяжутся с действиями, но Томасу казалось, что резкие ответы и грубости как минимум поуменьшат чужой пыл, притормозят гонимых подростковыми гормонами коней и заставят задуматься. Хоть бы раз все пошло так, как Ридж себе представлял, а не с точностью да наоборот. Что вообще сейчас крутится в голове норвежца? Что даёт ему зеленый свет, позволяет приблизиться вплотную, дернуть за пластырь и задать абсолютно неуместный вопрос? Какая разница, что там творится со следами, которые Томас прячет не столько от любопытного окружения, сколько от самого себя, которые он прячет, чтобы не видеть их по утрам в зеркале, чтобы не думать и не менять изначально намеченный курс. Курс, с которым Торд явно не намерен мириться.

Мгновение и Томас приподнимает и отворачивает голову, чем, с одной стороны открывает полный доступ к своей шее, а с другой – уводит подбородок и лицо в сторону, чтобы Торд даже не подумал коснуться их или, не дай боже, не вовлек в поцелуй.

- Совсем заскучал со своим хентаем и игрой в одни ворота, что теперь хочешь обязательств? – Томас косится на норвежца, стараясь вообще не дышать. У него начинают кружиться голова, дрожать руки и подкашиваться ноги. Деваться уже попросту некуда – ни от себя, ни уж тем более от Ларссона, - потому что я их потребую, - не отказ, но согласие, сразу начинающееся с условий, потому что Торд должен с самого начала понимать, что в игрушки с Томом поиграть не получится, что, если он решит обмануть, то мало не покажется.

Ридж же, в свою очередь, прекрасно осознает, на что идет и, по правде говоря, очень боится делать шаг навстречу упрямству соседа. Боится, но теперь, разглядев правду в себе, хочет настолько сильно, что всё-таки не может удержаться и ведется на так умело использованный тактильный шантаж. У Томаса была целая куча шансов пресечь все настоящие и будущие проблемы еще в зачатке, но он с успехом их всрал. Прочитав письмо, вышел во двор, хотя мог остаться дома и проигнорировать его. Он так или иначе, но показал свою неуверенность Торду, который вцепился в нее как в последнюю надежду этого мира. Он, какого-то хуя, принял решение помочь соседу закопать труп одноклассника, вместо того, чтобы просто развернуться и уйти, оставив Ларссона наедине со своей неконтролируемой агрессией и ее результатами. Он, вместо того, чтобы оттолкнуть сейчас, покорно вжимается в землю и ловит невероятный кайф с каждого нахального прикосновения и горячего выдоха у уха. От контроля, который все это время крепко удерживает на его лице маску хладнокровия, не остается и следа. Томас из последних сил цепляется за свою выдержку, но та разбивается вдребезги от одного только осторожного касания чужих губ.

Все мысли из головы сметает подчистую, Томас поднимает ладонь и с силой обхватывает пальцами запястье руки Торда, которая все еще держит его за воротник худи. Ему хочется ответить чем-то таким же внезапным, что застанет норвежца врасплох, но не находит ни слов, ни действий. Так и стоит, как полный придурок, еле-еле хватая приоткрытым ртом воздух и старательно раскапывая в голове хоть что-то.

- Романтик из тебя так себе, - Томас всё-таки находит что сказать, спустя долгие секунды неуютного молчания, - приклей этот блядский пластырь на место, иначе я вспомню места, на которые его стоит приклеить тебе, - он усмехается и поворачивает голову так, чтобы можно было посмотреть глаза в глаза. В голосе нет ни капли издевки, только чистой воды провокация, такая же, как и всегда, но теперь с одним им известным подтекстом. Он действительно хорошо помнит места, на которых оставлял свои метки, но любопытство на тему того, что с ними стало спустя неделю, терзало Риджа не так сильно, как соседа.

Вести диалог в более серьезном ключе у Томаса просто не получается. Его отвлекает мысль, что они все еще не разобрались с общей проблемой в лице бездыханного тела Тревора, что сначала надо зарыть его и только потом – топор войны. И он правда хочет переключить на это внимание норвежца, но тот неизменно стоит слишком близко и путает всю логику мироощущения, чтобы сиюминутно взять себя в руки и вновь взяться за лопату.

Томас обречённо вздыхает, поджимает губы и отпускает чужую руку. Он всё-таки расслабляется, принимает все как есть, ложится грудью на течение с надеждой на то, что делает верный выбор, что штиль не превратится в бурю и не застанет его посреди океана, что Торд искренен во всем.

- Поверь, я ненавижу тебя гораздо сильнее, чем тебе кажется, - тихо произносит Томас, будто боится, что его может услышать кто-то кроме норвежца, отталкивается от земли за спиной, обеими руками обнимает за шею и утыкается лицом в плечо, - но это лучшее, что я когда-либо чувствовал. И если ты, блядь, предашь меня, я никогда тебе этого не прощу.

Но, ведь, враги друг друга не предают, верно?

24

Принимая во внимание события сегодняшнего увлекательного вечера, Торд уже смирился с агрессией Тома в его сторону (и его можно понять), так что он был готов получить по роже и оглохнуть от возмущённых воплей. Но их не последовало. Ридж был... В растерянности? Норвежцу удалось-таки достучаться до этого алкаша? Он с замиранием сердца ожидал дальнейшей реакции друга на свою, возрастающую с каждой секундой, наглость и она превзошла все самые смелые его ожидания.

Том отворачивается, явно не желая наблюдать рожу Ларссона настолько близко, но сопротивлений оказывать не спешит. Предоставив парню максимальный доступ к своей шее, Торд принимает это как призыв к действию, даже и не предполагая, что возможно мотив был совершенно другим. Какая разница? Вот он, объект вожделения его последних семи дней, стоит перед ним, вжавшись спиной в земляную стену свежей могилы, смущённо прячет лицо и буквально даёт карт бланш на любые манипуляции с собой. У Торда сносит крышу и он с трудом останавливает себя, чтобы не освежить те самые гематомы, покрыв их, и всю нетронутую кожу вокруг, новыми засосами.

Вот он, заветный ответ, что норвежец так долго выбивал из Томаса. Можно ведь считать его за согласие, да? У Ларссона мгновенно пересыхает в горле, а мысли начинают слегка путаться, после стольких мытарств парень просто не верит в свою “победу”. Обязательства. Что это вообще такое? В любом случае, крайне ценный опыт. Парень сжимает край чужой толстовки чуть сильнее, после чего всё-таки расслабляет ладонь, дабы ненароком не придушить своего новоиспечённого бойфренда.

- Ну, за хентаем никогда не заскучаешь, ммм, то есть…, - быстро сообразив, что ляпнул какую-то глупость, Торд поспешил поправить себя, пока Том не пожалел о своём решении, - Я… Я, да. Хорошо… - он инстинктивно стал кивать головой, как бы подтверждая свою готовность нести определённые обязательства перед Риджем, но из-за волнения слова никак не хотели складываться во что-то внятное, поэтому на радостях Ларссон просто продолжает касаться губами доступной ему шеи, покрывая её поцелуями и обжигая кожу своим горячим дыханием.

Такой ход развития событий, видимо, был уже перебором, так как его действия попытались прекратить, схватив за запястье руки, так крепко вцепившейся в синюю толстовку. Торд лишь едва ухмыльнулся, но остановился далеко не сразу, а только тогда, когда насладился вздохами Томаса, которому, кажется, сейчас явно не хватало воздуха. Норвежец игриво чмокнул парня в ухо и послушно вернул пластырь на место, уже даже не стараясь скрыть довольную улыбку. Он был счастлив.

- Я не стесняюсь твоих отметин на моём теле, но если ты конечно хочешь освежить память, то я не против… - Торду казалось, что он спит и видит сон, в котором Том ЗАИГРЫВАЕТ с ним. Такое вообще возможно? Слышать от соседа-алкоголика что-то кроме издёвок и ехидных замечаний было безумно странно и непривычно, но очень приятно. Это чувство, что разливалось по всему телу приятным теплом, было даже куда сильнее его инстинкта “охотника”, которому важно было лишь доказать себе и окружающим, что это он тут альфа-самец, который всегда получает того, кого хочет. Но рядом с Томасом это чувство победы в их маленькой игре притупилось настолько, что норвежец даже не подумал об этом. Смог забыть на минутку о себе и своём непомерном эгоизме.

В его плечо доверчиво утыкается чужое лицо, а руки обвиваются вокруг шеи. Торд ещё какое-то время стоит неподвижно, боясь разрушить момент и не соображая, что нужно делать. Томас действительно только что согласился встречаться с ним? С этим больным извращённым и похотливым придурком с норвежским акцентом? Кажется, сам Ларссон бы наверняка не стал доверять такому мутному типу, как он сам. Но Том смог и действительно поверил в него. Торд медленно поднимает слегка дрожащие руки и обнимает Риджа за талию, крепко прижимая его к себе.

- Я не предам тебя, даже если ты попросишь, - уверенно отвечает он, прижимается щекой к густой шевелюре Риджа и прикрывает глаза. Сейчас ему хотелось переместиться домой, в его комнату. Вместе с Томом. А не зарывать тело одноклассника, которого он даже не хотел и не планировал сегодня убивать. Но может даже стоит сказать ему спасибо? Ведь кто знает, состоялся ли у них вообще весь этот разговор, если бы не совместное сокрытие улик. Торд не хотел думать и об альтернативном развитии событий, потому что нынешнее положение дел его более чем устраивало.

- Ну, что, капитан, прячем наш клад и плывём подальше отсюда? - предложил Торд, хватаясь за лопату и налегая на неё с новой силой. Все эти оставшиеся полчаса, что они дорывали яму, с лица норвежца ни на секунду не сходило это тупое счастливое выражение, а глаза периодически так и поглядывали на Тома, чтобы убедиться, что он действительно здесь. Рядом. С ним. Они закончили копать уже сильно за полночь, но тем вероятнее было, что их никто не заметит в столь поздний час. Аккуратно спустив тело Тревиса на глубину шести футов, им оставалось только сказать пару слов о преждевременно почившем однокласснике и зарыть могилу. Ларссон не решился взять на себя первое слово, так как сам виновен в его смерти, поэтому смиренно молчал, ожидая речи Томаса.

По её завершении, Торд, не глядя на Риджа, взял его за руку и слегка опустил голову, чтобы скрыть смущение.

25

Этот день запомнится Томасу на всю жизнь. Чем бы, как и когда все это ни закончилось, вечер 14 февраля теперь всегда будет отзываться в памяти как самый странный, сюрреалистичный, переполненный слишком яркими для столь позднего времени суток красками, слишком эмоциональный и странный вечер. Чуть ли не ежедневно Томас становится участником таких событий, что сценарист любого фильма позавидует, но еще никогда они не выворачивали его наизнанку и не вытряхивали с таким усердием.

Томас перестает анализировать свои действия около часа назад – стоит им только выбраться из пропитанных сыростью катакомб. Сердце, имеющее одно только каменное дно, смягчается и порастает свежей травой. Каждое слово, сказанное Томасом, каждое предупреждение и предостережение чисто и не имеет двойного смысла. Он поддается своим чувствам, но не собирается становиться тем, кто в угоду другому станет вредить себе, уничтожать то разумное, что еще не было уничтожено временем, другими людьми и алкоголем. Он не врет, утверждая, что никогда не простит Торду предательство – он никому его не простит - что не даст второго шанса, если с первого эта игра ляжет проигрышным раскладом.

- Ты слишком много разговариваешь, - Том без какого-либо энтузиазма воспринимает чужую шутку. У него самого очень резко пропадает желание шутить, жеманничать и вести себя словно без памяти влюбленный в самую популярную старшеклассницу мальчишка. Все еще владеющее его мыслями сомнение о правильности принятого решения порождает серьезность. Томас знает – это лишь временное чувство, имеющее отражение в любом действии и слове. Если ближайшие дни будут прожиты без негатива, серьезность и осторожность исчезнут, будто их и не было вовсе, а глазам Торда откроется совсем другой человек, другой Томас, которого Ларссону видеть еще не доводилось.

Объятия замедляют время и делают весь остальной мир неважным, ненужным, несуществующим. Они не стоят сейчас по пояс в потенциальной могиле, где-то неподалеку не лежит коченеющее тело одноклассника, над головой не поблескивает тускло неполная луна. Томас неслышно вдыхает полной грудью еще прохладный, но уже отдающий весной воздух, вслушивается в обещание, что так легко и уверенно срывается с губ Торда, и раз и навсегда высекает его на подкорке сознания. Чужие пальцы дрожат, что ощущается кожей даже сквозь плотную ткань толстовки. Он тоже чего-то боится или испытывает нескрываемую эйфорию от одержанной победы? Чувствует обычную человеческую радость или гордится собой любимым? Но ни один ответ не интересует Томаса в достаточной мере, чтобы задать вопрос вслух.

- Не для того я сейчас говорю про предательство, чтобы потом просить его у тебя, - голос Риджа тихий и спокойный, как если бы в одно мгновение им был познан дзен. Пальцами он бездумно водит по коже у основания шеи и зарывается ими в волосах, прижимается плотнее в желании продлить момент. Но ничто не может продолжаться вечно, пока на совести неподъемным грузом лежит все еще неспрятанное тело.

Лопата в ладонях теперь ощущается тяжелее, чем десять минут назад. Томас чувствует себя вымотано, как морально, так и физически, каждое движение дается с трудом – ему безмерно сильно хочется как можно скорее очутиться дома, подальше от этого въедливого и раздражающего слизистую запаха земли. Если сегодня ему не будут сниться кошмары с мертвыми одноклассниками и таинственными катакомбами, то это будет еще большее чудо, чем покорно соглашающийся с требованиями Томаса Торд.

На все про все уходит не больше получаса. Стоя у края могилы, Томас довольно долго молчит, пытаясь собраться с мыслями. Торд негласно передает ему право первому сказать хоть какую-нибудь прощальную речь, но в голове как назло не находится ничего дельного и достойного такого трагичного момента. Трагичного ли? По правде говоря, Тому все равно – он не ощущает ни скорби, ни сожаления, ни стыда. Так глупо погибший сегодня человек не вызывал в нем никаких положительных эмоций, будучи живым, ничего не поменялось и после смерти.

Он находит в себе силы, только чтобы сказать шаблонную ересь, что-то вроде: «он был хорошим человеком», «пусть земля ему будет пухом», и все в таком духе. Сказанное все равно уже не имеет никакого значения. Томас мог бы даже станцевать на чужой могиле, никому бы не было до этого дела, а стоящий рядом Ларссон наверняка только посмеялся бы над его глупым поведением.

В конце своей незамысловатой речи Томас одними губами бездумно произносит короткое «спасибо» и несдержанно допивает водку из своей фляжки. Неужели этот кошмар можно считать закончившимся?

- Надеюсь, у тебя больше не будет поводов убивать людей, - Томас смотрит куда-то в сторону, сжимая руку Торда в своей, и в его голосе отчетливо можно расслышать улыбку, - это не то, что мне нравится в парнях, - он поворачивает голову к Ларссону и глядит на него с интересом, чего-то выжидая, но тот не шевелится и так забавно тупит взгляд в землю, что Томас просто не может не улыбнуться шире, - пойдем домой, наша работа здесь закончена, - он позволяет себе коснуться губами чужого виска и, не отпуская руки, увлекает Торда за собой.


Вы здесь » jonas » эпизоды » partners in crime


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно