У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается

jonas

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » jonas » эпизоды » последний метагерой


последний метагерой

Сообщений 1 страница 3 из 3

1

последний метагерой

https://i.imgur.com/U5KHqDM.png
◄ the meto // метагерой ►

участники:торд и том

время и место:20XX, штаб-квартира красной армии после гибели лидера

СЮЖЕТ
не думай, что это предел - всегда может стать еще больнее

2

Умирать не так страшно, как кажется. Тем более, если ты делаешь это уже не в первый раз. На "той стороне" тебя ничего не ждёт, если ты при жизни ни во что не верил. К счастью для Торда, он верил в великий и могучий коммунизм, поэтому без особых трудностей попал в Ад.

Чудеса бессмертия норвежец открыл для себя ещё в старших классах, когда нашёл невероятно полезную книгу — Некрономикон. Погибнув после очередного нашествия зомби, он восстал из мёртвых и продолжил жить, как ни в чём не бывало. Друзья то ли действительно не заметили, то ли просто предпочли на замечать его возвращения с того света, так или иначе, с тех самых пор эта книга береглась и охранялась Ларссоном сильнее, чем зелёные человечки в зоне 51. С тех пор он окончательно потерял страх смерти и начал свой путь к становлению Красным Лидером - вечным и бессменным правителем всего, чего он только пожелает.

Говорят, власть портит людей. Но это не про Торда — он был испорчен ещё задолго до этого, так что после начала его завоевательных походов этот человек особо не изменился. Не удивительно, что люди, чьи города и страны норвежец подминал и перекраивал под себя, ненавидели его всей душой. Ненавидели настолько, что каждый день предпринимали попытки свергнуть тирана. К их несчастью они не были в курсе о наличии чудесной книги бессмертия и о, как минимум, двух самых верных солдатах, которые по какой-то причине верят в своего Лидера и делают для него абсолютно всё. Торд доверяет им настолько, что готов вложить свою жизнь в их руки.

Норвежец стоит у лифта и нервно топает носком ботинка по мраморному кафелю, вызывая эхо в огромном пустынном коридоре. Он теряет терпение и совсем немного нервничает. Вдруг этот раз последний? Спустя ещё пару минут ожидания, на табло над лифтом загораются цифры "666" и, со звуком окончания работы микроволновки, двери медленно раздвигаются.
- О, Ларссон! Ну, что? В этот раз к нам уже навсегда? - рогатое существо, находящееся в кабине лифта, расплывается в ехидной улыбке, жестом приглашая мужчину зайти внутрь.
- Книга всё ещё при мне, так что... - Торд разводит руками, ухмыляясь в ответ. Некрономикон появился у него за поясом ровно в тот момент, когда дьявольский прислужник раскрыл свой поганый рот. Это значит, что Пол с Патриком наконец начали ритуал воскрешения. "Долго..." Размахивая пальчиком перед мордой как какая-нибудь чёрная женщина из гетто, норвежец бесцеремонно щёлкает чёрта по носу и уже более строго добавляет, - а теперь поторопись, у меня ещё столько дел наверху! Мне некогда тут торчать.
Явно недовольный раскладом лифтёр с трудом сдерживает свой гнев, нажимая на стрелку вверх.

Восстание из мёртвых проходит порой куда неприятнее, чем сама смерть. Первые пару часов Торда посто рвёт, поэтому приходится обниматься с заранее подготовленным своими солдатами тазиком. Ларссон называл это "смертельным детоксом", предполагая, что последствия для организма, несмотря на воздействие на него магии, всё-таки крайне серьёзные.

"Срань полнейшая".

В этот раз его полоскало сутки. И ещё сутки он просто лежал, восстанавливая силы, и хлебал куриный бульончик. Не привыкший сидеть без дела, Лидер вскоре вернулся обратно к работе, просматривая рапорты и отдавая приказы прямо с больничной койки. Торд не глупец и заметил как с каждой последующей смертью возвращаться к жизни становилось всё сложнее и занимало куда больше времени, что наталкивало на мысль о недолговечности самой книги и конечности его цикла возрождений. Следовало перестать умирать так часто, так как он явно расслабился, раз позволил этому случиться уже в пятый раз за всю свою жизнь. Ларссону не терпится поскорее избавиться от своего беспомощного состояния. Он поднимается с кровати спустя ещё несколько дней, подходит к зеркалу и задирает футболку, оголяя торс, чтобы рассмотреть новый шрам. Холодные огрубевшие пальцы осторожно касаются следов пулевого отверстия, изучая очередной след своей глупости и беспечности. Своей надменности. Несмотря на явный комплекс бога, в глубине души Торд прекрасно понимал, что не всесилен. Это и бесило сильнее всего. Прикусив губу до крови, мужчина сжал механическую руку в кулак и с силой ударил им по зеркалу. Он был в ярости.

Ради прекращения слухов о своей безвременной кончине, Лидеру пришлось появится перед народом спустя неделю. Разумеется, для начала он должен был увидеться с Томасом. Ох, Том... Всю ту неделю, что норвежец валялся в постели, он не переставал думать о Ридже и о том, как погиб на его руках. Тут всплывала ещё одна неприятная особенность воскрешения — Торд забывал последние несколько минут своей жизни, так что все слова, — все действительно важные слова,  сказанные друг другу в тот день, были словно в тумане. "Раздражает". По рассказам Пола, сейчас Том находится в штабе и с момента "смерти" Лидера не покидал здание. И не переставал бухать. В общем, обычное для него состояние, конечно, но оказалось, что этот свидетель Иегова способен нажраться ещё сильнее, чем это в принципе возможно.

Им предстоял явно не самый простой разговор.

Торд одевается по-простому. Как раньше. Чёрные джинсы и красное худи. Заклеив пластырем порез на щеке от разбитого накануне зеркала, осколки которого разлетелись в разные стороны и слегка задели лицо, Ларссон был готов предстать перед строгим судом своего запойного друга. Как и было сказано в отчёте, Том находился в зоне отдыха Красной Армии на двадцатом этаже — в тот бар допускались только высокопоставленные военнослужащие, коих было крайне мало из-за параноидальных мыслей Лидера и боязни заговоров. Чем меньше людей, реально обладающих властью, тем спокойнее для самого главного авторитета. По приказу Ларссона, весь этаж полностью отдали в распоряжение Томаса, как и бесконечные запасы Смирноффа, чтобы ему было комфортнее.

Признаться честно, Торд даже не рассчитывал, что Том действительно будет скорбеть о его смерти, ведь он сам множество раз желал ему смерти. Так почему? Каковы были настоящие чувства Риджа? Мужчина гадал, всё ли между ними кончено или есть слабая надежда на возобновление хоть каких-то близких отношений. Со слабым отблеском надежды в глазах, Ларссон выходит из лифта и сразу же замечает впереди одиноко сидящую фигуру друга. Он движется медленно и бесшумно, останавливаясь в нескольких сантиметрах от чужой спины. Том уже даже не реагирует на окружающих, никоим образом даже не пытаясь выяснить личность посетителя. Ещё несколько секунд Торд колеблется и затем кладёт левую руку на плечо мужчины.

- Только не кричи, - произносит он всё с тем же неизменным норвежским акцентом, от которого так и не сумел избавиться за все это годы, - угадай кто?

Лидер искренне надеялся, что здесь и сейчас Том не посчитает его плодом своего, пропитанного алкоголем, воображения, или не постарается убить. Снова.

3

Жизнь не может трескаться и покрываться обилием трещин бесконечно. Абсолютно всему есть предел, абсолютно у всего есть логичное завершение. И тот факт, что физически ты жив, сердце бьется, а раны ноют, вовсе не означает, что твой конец еще не настал.

У Тома свое мнение на этот счет. Он уже давным-давно приравнял свою жизнь к нитевидному пульсу и смирился с ее незначительностью на глобальном уровне. Жил для себя и в свое удовольствие, методично выжигая организм водкой и прикрывая эгоизм заботой о друзьях. Так ему было комфортнее, так у него не появлялось мыслей о суициде, который мог оборвать бесполезность его существования. Одной из самых важных эмоциональных составляющих был Торд и его к нему ненависть. Яркое, почти ослепляющее, жгучее и оттого неугасаемое чувство, подстегивающее двигаться вперед поперек дороги Ларссона, назло всем его стараниям. Теперь от этого чувства не осталось ничего, на его месте разверзлась зияющая дыра без конца и края.

И Томас старательно пытался залить ее водкой. Никакие, даже самые логичные доводы демона внутри, что душнил словно мамочка, не мешали ему открывать бутылку за бутылкой, опрокидывать огненное пойло в себя и повторять цикл с начала.

С самого возвращения в штаб-квартиру Торда Том ни разу даже с этажа не спустился, не то что на улицу не вышел. Его вполне устраивала перспектива остаться в одиночестве, ему ничего больше не надо было, ничего он больше не хотел. Он чувствовал себя разбито и подавленно и никак не мог смириться с произошедшим. Поверить – уже поверил, но на этом его моральные силы иссякли. Вина неподъемной ношей давила на грудь, мешала дышать, оставляла без сна. Томас все пытался представить себе, а что было бы, поступи он как-то иначе – появись раньше, шагни в другую сторону и на миллиметр дальше, выбери другую огневую позицию. Эти размышления сводили с ума своими количеством и настойчивостью, а так же тем очевидным фактом, что не могли уже ничего исправить. Поздно пить боржоми, если почки отказали. Поздно проводить рокировку, когда объявлен шах и мат.

Природа терзаний для самого Томаса оставалась загадкой. Он горевал и в буквальном смысле слова убивался по человеку, которому не единожды желал смерти – в мечтах, на словах, прямым текстом. Ему было дурно, его выворачивало наизнанку от одной только мысли, что он НИКОГДА, больше НИКОГДА не увидит Торда, не съязвит ему, не пошлет нахуй, не выскажет в лицо все, что о нем думает. А думал он слишком много. Достаточно много, чтобы слова в пьяном бреду неосознанно срывались с губ в абсолютную пустоту, отражались эхом от помпезного вида мраморных стен и ввинчивались в виски невыносимой болью. Его периодически заносило, и жалобные разговоры с самим собой перестали быть чем-то необычным и из ряда вон выходящим. Теперь он сам для себя целый мир.

Время для Томаса перестало существовать – оно перестало иметь хоть какой-то смысл, его не на что было тратить, за ним незачем было следить. Часы и дни, проведенные за употреблением алкоголя, сливались в одну невнятную кашу и перемежались кратковременным беспокойным сном. Очень редко он слышал, как за спиной звенел лифт, оповещая о чьем-то прибытии, но Томаса это не волновало – он не обернулся ни разу, полагая, что это Пол или Патрик пришли проверить, соблюдается ли их наказ, и не откинулся ли вообще от передозировки водкой их новоиспеченный коллега. Еще один труп им явно был не нужен.

В один из моментов проблеска рассудка Томаса осеняет – похороны. Они наверняка уже были, а он все просрал, даже в последний путь не проводил человека, которого когда-то так безоговорочно и упоительно любил. Он даже подрывается со своего насиженного места и, заплетаясь в ногах, торопится к лифту, но останавливается. Понимает, что не хочет видеть его фотографию, обрамленную черной лентой, не хочет вместо него лицезреть один только облицовочный камень. Может, когда-нибудь потом, когда его отпустит, Том попрощается в Тордом так, как положено. А пока он еще не готов. Он просто не вынесет.

Наравне с тоской его не отпускала и вера – вера в то, что эти мучения когда-нибудь закончатся. Оборвет ли их чрезмерное употребление алкоголя, или само время, не имело значения, главное – сам факт. И Томас даже подумать на мог, что это произойдет так скоро. Да со своей рефлексией он даже не заметил, как по какой-то необъяснимой причине дышать легче стало, и демон затих, успокоился, перестал стенать, выть и биться о ребра. Не заметил, не предал значения ровно так же, как и очередному звонку со стороны лифта и осторожным неторопливым шагам. Только когда чья-то рука легла ему на плечо, а над ухом раздался до боли знакомый голос, он вздрогнул.

Секундная заминка – осознание.

Томас поворачивает голову так резко, что, кажется, хрустят шейные позвонки. Реальность перед глазами плывет, но недостаточно для того, чтобы не узнать пришедшего человека. Он вскакивает на ноги, неосторожным движением смахивая бутылку и почти роняя стул.

Перед ним Торд, живой Торд, в чьи предплечья Томас крепко вцепляется с желанием дернуть на себя и обнять, но его останавливает очередное осознание. Он – издевка его воспаленного алкоголем сознания, потому что даже выглядит иначе, словно из прошлого вернулся. Из того прошлого, в котором до тошноты все идеально было. И легче нихуя не становится. Вспыхнувшие было глаза снова меркнут, наполняются слезами, и он жмурится, чтобы не расплакаться, разжимает дрожащие пальцы и обессиленно оседает на пол.

- Торд, я...господи, за что, - его голос еле слышен, он прижимает ладонь ко лбу, - я так хотел хотя бы еще раз тебя увидеть. Но галлюцинация - худшая реализация этого желания из всех возможных, - рваный вдох и такой же рваный выдох. Уже без разницы, с кем он поговорит сегодня - с самим собой, демоном или плодом своего воображения.


Вы здесь » jonas » эпизоды » последний метагерой


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно