“Все намного сложнее”, — Артем начинает говорить в лучших традициях шаблонных драм, и желание слушать его дальше пропадает окончательно. Жизнь — не фильм, сценарий к которому можно переписать в любой момент, забыв про старый. А если Чернец, куратор со стажем и возрастом в несколько раз превышающим возраст его подопечного, придерживается другого мнения, то Сударь не станет его переубеждать и расстраивать. Раз уж даже года не смогли прибавить ему мозгов и привить хоть немного сочувствия и понимания к окружающим, то что может сделать он, являясь рядовой пешкой на игровой доске? Добровольно разменяться на фигуру позначительнее и статья героем своего времени?

Мысли о чужом двуличии разъедают изнутри. Сударь вспоминает, как он лежал на теплом золотистом песке у самой кромки бескрайнего моря буквально на второй день после открытия двери в первый мир. Как восхищался сказочной возможностью быть там, где нет места угрюмым москвичам, но вместе с тем тосковал по прежним знакомствам, раскрученности в интернете, по своему чату, в конце концов. А рядом был Артем — искренне подбадривающий и поддерживающий, всеми силами старающийся помочь не пасть духом. Глаза его в солнечном свете становились чище и прозрачнее, темный шоколад радужки превращался в медовый янтарь. Он прикладывал ладонь козырьком ко лбу, забавно морщился и смотрел с такими мягкостью и пониманием, что сердце замирало и переставало беспокойно биться о ребра. А теперь? А теперь в его взгляде мутная вина и пыльное сожаление с отблеском холодного расчета. Никита не понимает, где правда, где настоящий Артем — в воспоминаниях или сейчас перед ним — не знает, чему верить, но возможность поведать свою версию все-таки предоставляет.

С Сильвером у Никиты на самом деле был конфликт, правда, относился он к нему весьма несерьезно, чтобы даже не сметь думать о том, что ему могут навредить. Угрозы от него поступали едва ли не ежедневно, но, если верить всему, что тебе пишут в интернете, то можно очень скоро поехать кукухой.

Поддержание пламени конфликта — всегда дело обеих сторон, и Сударь предпочел не подбрасывать в этот огонь щепок, а просто забить. Кто б знал, что отсутствие проявления интереса и обеспокоенности к угрозам — есть самый лучший и самый верный способ в одночасье превратить муху в слона.

— Это тоже одна из способностей куратора — видеть будущее? — Никита с прищуром всматривается в стыдливо опустившего голову Артема. Его рассказ не противоречит логике существующих фактов и не похож на выдумку, а реакция на обвинения не выглядит наигранной. Пальцы нервно сплетаются между собой, плечи подрагивают от неровного, напряженного дыхания, брови хмуро сводятся к переносице. В легкие колет неуверенность.

Сударь возвышается над Чернецом угрожающим расправой за любой просчет изваянием, не закрывается от него сложенными на груди руками, но убирает их в карманы штанов.

Ему больно и очень неприятно быть обманутым единственным во всем мире человеком, которому он может доверять. Ему тяжело видеть Артема таким — хрупким, сломленным, вынужденно извиняющимся за, как ему кажется, благое дело. Ему страшно представлять себя в полном одиночестве и гулкой пустоте апартаментов Москва-сити, потому что, если сейчас на эмоциях он не поверит, сделает неправильные выводы и оттолкнет Чернеца, то именно такая участь его и будет ждать. Да, он поступил плохо, приняв решение утаить правду, но оступился-то, пытаясь спасти его от смерти. Если это не стоит прощения, тогда что вообще стоит?

Головой Никита понимает, что без Артема в этой золотой клетке точно долго не протянет, а сердцем чувствует, что без него и не хочет.

— Давай возвращаться. Поздно уже. И я хочу выпить, — произносит на выдохе, не сводя взгляда с Чернеца. Конечно, еще какое-то время он будет обижаться и сомневаться в правильности вообще всего, что с ним происходит, но лучше так, чем запоздало спохватиться и рыдать у разбитого корыта.

Настроение похерено, и цветастость мира Большого Яблока больше не выглядит такой яркой и радостной. Никита обходит скамейку и направляется к таможне той же дорогой, не обращая восторженного внимания ни на любопытно выглядывающего из кустов пуделя, ни на аттракционы, ни на музыку, мечтая о бутылке холодного пива. Только единожды оглядывается через плечо, чтобы убедиться, что Артем идет за ним, что он не бросил его на произвол судьбы.

— Будешь? — спрашивает уже в апартаментах, вытаскивая из холодильника две бутылки. Хочется хоть как-то разогнать электризующее пространство напряжение. Хочется перестать думать о том, чего уже не исправить. Хочется как раньше и снова видеть в чужих глазах теплую улыбку и искорку детского озорства.